– Твоё слово, княже! – вывел Никлота из раздумий голос Ми́лидуха. Князь поднялся. Все внимательно глядели на него, понимая, что сейчас будет сказано главное.

– Мешкать боле нельзя. Выступаем сегодня по вечерней заре. Войско и лошадей грузить на лодьи тихо. Конные отряды в Вагрию поведут мои сыновья При́быслав и Ва́ртислав. Гольза́тов не трогать! Сам иду на Любе́к. Любомиру – ехать неме́для в До́бин^>101 и готовить город к обороне!

…Кирилл отогнул последний прут решётки. Всё. Теперь путь на волю свободен! Гудели натруженные пилкой руки, сердце бешено колотилось в груди. С трудом протолкнув тело в узкую щель окна, юноша спрыгнул в густые заросли чертополоха и притаился. Никого. Только из помещения охранников городской тюрьмы доносился громкий храп. «Спите, чёртовы стражники, – усмехнулся Кирилл, – спите, да покрепче. Чтоб вы околели! Когда проснётесь, я буду уже далеко!». Сегодня день поминовения святых Иоанна и Павла, но охранники тюрьмы, как впрочем и другие жители Любе́ка, начали отмечать этот праздник со вчерашнего вечера и все перепили́сь…

…Нащупав в заборе подгнившую до́ску. Кирилл отодвинул её и выбрался на улицу Горшечников. Отсюда рукой подать до дома Хорнера. Кирилл решил не показываться на гостином дворе, а, забрав Сабину, пробраться на отцову лодью и бежать вдвоём в Новгород. Сабина наверняка предупредила Про́кшу Ло́мова и тот всё приготовил к отплытию…

…Ночь уже переломилась к утру, когда Кирилл и Сабина, прихватив зажи́ток^>102, подходили к по́рту. Догорали в небе Стожа́ры^>103, Лось^>104 повернулся хвостом в зарю. Бледнели яркие звёзды – приближался рассветный час. Голубой холодок стлался над ещё спящим Любе́ком. Чуть дымилась утренним туманом Тра́ва. Внизу, у пристани, вытянувшейся длинной чёрной полосой причалов, смутными тенями угадывались корабли. Ветер лениво полоскал ветрила шнеков^>105, сойм^>106 и па́узков^>107, рядом с которыми тёрлись бортами тяжёлые когги^>108 и насады^>109.

У ворот по́рта, обняв копьё, дремал сторож. Рядом с ним валялась порожняя сулея́^>110. Прокравшись мимо него, Кирилл и Сабина направились к вымолу^>111, у которого стояли лодьи Шалого. Неожиданно из-за склада показались морские стражники.

– Сюда, быстро! – шепнул Кирилл и потянул Сабину к куче старых пеньковых канатов.

Стражники, о чём-то весело болтая, медленно приближались к ним.

– Послушайте, что это там шумит? – спросил вдруг приятелей один из них, указывая в сторону посада, где жили купцы и ремесленники.

– В башке у тебя шумит, Ю́рген! Не надо было мешать пиво с вином. На вот, хлебни глоточек старого рейнского. Враз полегчает.

– Да нет же, – настаивал первый, – говорю я вам, слышу какой-то гул и крики!

Все трое остановились и, вытянув вперёд по-гусиному шеи, стали вглядываться в предрассветную мглу. Выглянуло солнце. Лучи его, скользнув по верхушкам дерев, осветили торгово-ремесленное предместье. Было хорошо видно, как из домов богатых горожан и купцов в одном белье выскакивали люди. С громкими криками они бежали в сторону Любе́кского замка. Сзади толпу быстро настигала серая масса конных и пеших воинов. Путаясь в длинной сутане^>112 впереди всех мчался священник. Его бритый затылок блестел под солнцем, точно новый грош.

– Mein Gott^>113, па́тер^>114 Рудольф! – испуганно вскрикнул тот стражник, которого звали Ю́ргеном. – Три дня назад он крестил моего сына…

Священнику оставалось пробежать до крепостного моста несколько десятков шагов, как вдруг со стороны рыночной площади наперерез выскочил большой отряд конников. Молниями сверкнули мечи и Рудольф упал, обливаясь кровью.