Причем со злостью в голосе.
Это и есть желчность. И сыграла она со мной нехорошую шутку.
Старший оперуполномоченный угрозыска Уткин С. Н.
Хочу сказать, что не смотря на такое удачное начало работы в ОУР Железнодорожного района (ОУР – так называли мы отделение угрозыска) особо успешной службу здесь я бы не назвал.
Нет, ребята работали здесь хорошие. И чувство локтя, и взаимопомощь – все это было, конечно. Но «на земле» никогда не любили пришельцев из УВД – сверху. Так что мои отношения с ребятами долгое время были прохладными.
Не способствовало улучшению их и следующее обстоятельство.
В конце 90-х годов коррумпированность стала настолько всеобщей, органы правопорядка были затронуты настолько сильно, что мои коллеги не стеснялись и взятки брать, и предлагать их.
Нет-нет, много было и честных офицеров. Но они старались держаться в тени, не высовываться. А вот те, кто был куплен…
Я это ощутил на себе.
Итак, после раскрытия убийства бизнесмена Сергеева, я наметил еще два перспективных дела по розыску пропавших.
Первое дело – об исчезновении рабочего мясокомбината Петрова.
Второе – исчезновение без вести бухгалтера частной фирмы Ивановой.
Да, конечно, дел у меня розыскных в производстве было более десятка, и заявителей приходило ежедневно по нескольку человек, но тут особенность следующая.
Подавляющее число исчезнувших находится через день-два. Поэтому крайне важно для оперативника, работающего по розыску пропавших, не забывать взять все номера телефона заявителей и членов семьи. Если вы не хотите бегать по городу, причем – совершенно напрасно.
Ведь у нас народ поступает как? Когда кто-то исчезает – бегут к нам, умоляют «принять все меры», суют фото пропавших вам в руки – в общем, зудят под ухом и мешают работать. Но это – сразу после исчезновения человека.
Однако подавляющее большинство исчезнувших возвращается домой через несколько дней. Поэтому, во-первых, мы берем заявление о пропаже человека лишь через три дня после его исчезновения. Во-вторых, просим, как только (и если) человек найдется – сразу же сообщить нам. Ну, чтобы мы могли прекратить работу по розыску пропавшего.
Однако почему-то счастливые родственники это сделать забывают! Сплошь и рядом!
И посему каждое утро мы начинаем с обзванивания заявителей – нет ли новостей о пропавших? Не вернулся ли человек? Ну, и в этом роде далее. Так что знать нужные телефоны – часто уже полдела.
У меня был случай – закрутился я, человечка выслушал, дал бумагу – «Пишите заявление!», и вышел. Вернулся – заявление на столе, фотография, причем заявитель успел сходить и заявление зарегистрировать – секретарь была новая и…
В общем, заявление есть, штамп о регистрации – есть, а номера телефонов заявитель не указал.
Трижды я ездил по адресу, а последний раз поехал поздно вечером. Ну, нет никого дома, и не мог я узнать, нашлась пропавшая-не нашлась, а сердцем чувствую – дома! И вот в четвертый раз приезжаю, мне открывают дверь, начинаю расспрашивать, а мне говорят – так она на другой день после того, как отец написал заявление, домой пришла – ездила в Искитим в соседнюю область на свадьбу подружки!
Я говорю: «Ну вы же должны были позвонить, или прийти – вы же заявление написали!»
В ответ мне пожимают плечами: «Ах, извините, ой, а мы и не подумали…»
Да, вот такая работа.
Короче, дела по розыску Петрова и Ивановой. Вы, наверное, уже догадались, что фамилии я беру «с потолка». Живые, точнее – настоящие, уж извините, я все-таки называть не буду.
И вот как только я начал по-настоящему «копать» эти два дела, вникать в обстоятельства исчезновения людей, сразу почувствовал – опять убийства! И в том, и в другом случае.