– Вот это класс! – восхитилась Дорин. – Какой же он классный, а?

– Это точно, – согласилась я.

– Слушай, Элли, сделай мне одолжение. – Похоже, теперь ей и впрямь казалось, что меня зовут Элли.

– Ну конечно, – ответила я.

– Ты меня одну не бросай, ладно? Я ведь с ним не справлюсь, если он вдруг начнет чудить. Видела, какой он мускулистый? – хихикнула Дорин.

Ленни появился откуда-то из задней комнаты.

– У меня там звуковой аппаратуры – на двадцать тысяч.

Он легкой походкой подошел к бару, достал три бокала, серебряное ведерко со льдом, большой кувшин и начал смешивать коктейли из нескольких разных бутылок.

– Очуметь, да? – Ленни подошел к нам, удерживая в руках три бокала. На них, словно пот, выступили большие капли, а кубики льда мелодично звякнули, когда он подал нам бокалы. Музыка резко оборвалась, и мы услышали, как голос Ленни объявляет следующий хит.

– Лучше нет, чем послушать самого себя. Знаешь, что, – Ленни уперся в меня взглядом, – Фрэнки слинял, а тебя кто-то должен развлекать. Сейчас позвоню кому-нибудь из ребят.

– Все нормально, – ответила я. – Не стоит беспокоиться. – Мне не хотелось заявлять ему прямо в лоб, чтобы он позвал кого-нибудь на несколько размеров больше Фрэнки.

Во взгляде Ленни мелькнуло облегчение.

– Пусть так, если ты не возражаешь. Я просто хотел угодить подружке Дорин. – Он улыбнулся ей широкой белозубой улыбкой. – Правда ведь, милая?

Он протянул Дорин руку и, не говоря ни слова, они оба начали танцевать, не выпуская из рук бокалов.

Я сидела, положив ногу на ногу, на одной из лежанок, и старалась выглядеть серьезной и бесстрастной, как бизнесмены, смотревшие танец живота, который мне как-то довелось увидеть. Однако стоило мне прислониться к стене под чучелом зайца, как лежанка вдруг поехала на колесиках к центру комнаты, так что я уселась на лежавшую на полу медвежью шкуру.

Мой коктейль оказался каким-то водянистым и нагонял тоску. С каждым глотком его вкус все больше походил на застоялую воду. Посередине бокал обвивало нарисованное розовое лассо в желтый горошек. Я отпила примерно на пару сантиметров ниже лассо и немного подождала, а когда собралась сделать очередной глоток, бокал вновь наполнился до уровня лассо.

Откуда-то сверху гремел голос Ленни:

– Зачем, ай-ай-ай, я покинул тебя, Вайоминг?

Они не переставали танцевать даже во время пауз. Мне казалось, что я сжимаюсь в крохотную черную точку на фоне этих красно-белых ковров и сосновых панелей. Я чувствовала себя так, словно проваливаюсь сквозь землю.

Есть что-то давящее и депрессивное в том, когда смотришь, как парочка все больше и больше балдеет друг от друга, особенно когда сам ты – третий лишний. Это то же самое, что смотреть на Париж из последнего вагона экспресса, уносящего тебя прочь от него. С каждой секундой город становится все меньше, только вот возникает ощущение, что на самом деле это ты становишься таким крошечным и печальным, стремительно улетая от моря огней и бурления жизни со скоростью миллион километров в час.

Ленни и Дорин все чаще сталкивались друг с другом, целовались, разлетались в стороны, чтобы отхлебнуть из бокалов, а потом снова слиться в танце. Я подумала: может, мне улечься на медвежью шкуру и поспать, пока Дорин не захочется вернуться в отель?

Ленни вдруг издал дикий рев. Я подпрыгнула и села прямо. Дорин вцепилась зубами в мочку левого уха Ленни.

– Отпусти, стерва!

Ленни нагнулся, и Дорин оказалась у него на плече, бокал выскользнул из ее пальцев, описал длинную широкую дугу и, как-то по-дурацки звякнув, оказался у сосновой стенной панели. Ленни все еще ревел и вертелся на одном месте так быстро, что я не могла разглядеть лица Дорин.