Ей так хотелось узнать, это кто же такой умный придумал всю эту очаровательную красоту. Но спрашивать не стала, поостереглась.

– Желаете кофе?

– Спасибо, лучше чай, – сказала Юля, на дух не переносившая даже запаха модного напитка.

Корнев подошел к двери и кому-то невидимому, отдал распоряжение.

В мгновение появился Сергей с подносом в руках, словно ждал команды за дверью.

– Валентин Маркович, – без стука, и разрешения в дверях появился колобок. – Вас просит сын, – сказал он хозяину.

– Извините, – обратился он к Юле: – Я быстро. – Действительно он тут же возвратился назад. – Юлия Николаевна, вас хочет видеть Лёнечка. Прошу вас, – открывая перед ней дверь, пригласил он девушку.

В просторной комнате с задернутыми светлыми шторами окнами, на широком диване лежал чистенько вымытый, переодетый в домашнее, ею спасенный Лёнечка. Как назвал Корнев своего сына. На голове у того красовалась толстая марлевая повязка, сквозь которую просочилась капелька крови.

К худенькой ручке, пронзенной иголкой, тянулась прозрачная трубочка капельницы, от пузырька, опрокинутого пробкой вниз, укрепленного на штативе.

– Я хотел… я боялся, что вы ушли… я хо…чу… вас… по…благодар…ить… – запинаясь, с трудом произносил это худенький мальчишка слова, скосив глаза в сторону девушки.

Поворачивать голову, ему было мучительно больно.

– У меня…сотрясение мозга, – прошептал он. – Папа… не перенес бы… моей смерти… я у него… один… я его… очень люблю… – необычные для юноши признания в присутствии родителя, до глубины души тронули Юлю.

Она заметила, что Корнев с трудом сдерживает слезы.

– Я боялся… что вы… уйдете… я хочу… – у него стали путаться мысли, ему ввели, как сказал Борис Романович, снотворное. Оно начинало действовать. – Мои… документы… там зачетка… пас… – что только и успел произнести мальчишка, и отключился.

– Прошу вас, Юлия Николаевна, пройдемте в мой кабинет. Меня, попрошу не беспокоить, кроме врача, – отдал распоряжение Валентин Маркович охране.

По лестнице, усланной то ли ковровой дорожкой, то ли ступеньки были обиты ковровым покрытием, Юля не поняла, они поднялись на второй этаж.

– Прошу сюда, – распахивая перед ней дверь, пригласил хозяин.

Кабинет был выдержан в строгом стиле: рабочий стол, с настольной лампой под абажуром, ряд телефонов, с панельными кнопками, компьютер. Полки с книгами, полностью занимали стену позади рабочего стола хозяина.

Сейф, задекорированный растением с огромными листьями. Они скрывали казенный предмет в домашнем кабинете, смягчая официальность помещения. Но больше всего девушке понравился диван. Уютный, мягкий, так и тянет отдохнуть.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил Валентин Маркович ей кресло. Однако в нем она лишь будет сидеть, а ей хочется лечь, вытянуть ноги. И она отказалась.

– Можно я на диване?

– Конечно, конечно, располагайтесь, где вам будет удобнее.

И тут постучали в дверь.

– Валентин Маркович, вас просит к себе доктор.

– Иду, – подхватываясь с места, сказал он. И уже Юле: – Извините, я только переговорю с доктором, и сейчас же назад.

Юля откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и тут же перед ней замелькали душераздирающие картинки: холодеющая рука Степана, свисавшая с носилок. Кровь, струйкой стекала из краешка его немеющих губ, пытавшихся ей что-то сказать, мечущие милиционеры, белая больничная палата, лица бандитов.

Замелькали картинки: лежащий на снегу Ленечка, с кровавой короной, вокруг головы, могильная плита с именем Степана. Все это бешено закружилось, словно в ускоренной съемке дурного фильма, и ее утянуло в болезненное беспамятство.

Подобного с ней не случалось уже более полугода, с тех самых пор как вышла из частной психоневрологической клиники, где находилась на излечении. Диагноз врачи поставили однозначный: срыв нервной системы. И вот, новый припадок.