– Товарищ, просыпайтесь. – Стюард, улыбаясь, осторожно трогал его за плечо. – Обед.

Олег открыл глаза. «Как это я разоспался», – потянулся он, сладко зевнув.

После обеда он опять задумался – прошлое проносилось у него перед глазами…

После того разговора с женой он впервые напился. Пошли с Пашкой в пивной бар и, смешивая пиво с водкой, просидели там весь вечер.

– Ладно, не горюй, – успокаивал его приятель. – Стерпится – слюбится.

– У, наклюкался, – встретила его недовольно жена. – И с сыном не гулял сегодня.

– А ты на что? – промычал Олег и, не раздеваясь, упал на постель и заснул.

Выспавшись и придя в себя на следующее утро, Олег долго лежал и думал о случившемся: «А может быть, я виноват, что она такая раздражительная? Она из-за меня бросила работу, уехала из собственного дома, от мамы с папой, а теперь живет в коммуналке, еле сводя концы с концами. Вот будет у нас свое жилье, и она изменится. Может, прав Пашка: стерпится – слюбится».

Единственное, в чем он был непреклонен, так это в том, что детей у них больше не будет – шантажа ребенком он больше не допустит.

Учеба в институте, работа отвлекали Олега от грустных мыслей. Сашка подрастал, и общение с ним приносило ему несказанную радость. Когда сыну исполнился год, жена отдала его в ясли, против которых Олег был категорически против:

– Не нужны мне гроши, которые ты зарабатываешь на заводе, – мне нужен здоровый сын.

Но Ольга не послушалась его – не хотелось ей сидеть дома, и Сашка, пойдя в ясли, начал много болеть.

За это время Олег встал в очередь на жилье, и к Новому году его ждал сюрприз – ему за хорошую работу, как комсомольскому секретарю завода, дали комнату в большой трехкомнатной квартире, которая, намекнули ему, в будущем будет вся его. Это была первая большая победа. Радости его не было границ. «Вот теперь-то все изменится», – бежал он домой, сжимая в руках ключи от комнаты.

– Ой, сколько тут работы, – только и сказала Ольга, когда они на следующий день пошли смотреть комнату.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Олег, – все сделаем. – И, засучив рукава, принялся за работу.

А через месяц он показал жене паспорт, в котором стоял штамп постоянной прописки в Москве. Нелегко было это сделать. В обход всех правил, не отработав еще необходимых для постоянной прописки пяти лет, он переговорил с нужными людьми на заводе, пригласил их в бар и от пуза напоил водкой. И вот заветный штамп красуется у него в паспорте – он опять москвич! Это была его вторая крупная победа за последнее время.

– А мне-то что с этого? – брезгливо вернула сияющему Олегу паспорт Ольга.

– Опять за рыбу деньги! – не выдержал он. – Как ты была лимитой, так ею и осталась. Хоть бы порадовалась за человека.

– Зачем ты прописываешь ее? – спросил Пашка, когда Олег через несколько дней шел в паспортный стол, чтобы прописать жену и сына в новой комнате.

– Как же, она ведь моя жена! – удивился Олег.

– А нужна она тебе?

– У нас теперь все пойдет по-другому, – самонадеянно ответил Олег.

– Ты думаешь, прибил последний карниз, повесил занавесочки и теперь жизнь изменится? – усмехнулся Пашка. – Если любви не было в шалаше, не будет ее и во дворце.

– Поживем – увидим.

А Олег действительно верил, что семейная жизнь может наладиться. «Я докажу той цыганке, что все ее гадания – брехня, – думал он, часто вспоминая тетку Регину. – Мы молоды, красивы и смотримся прекрасной парой».

Олег делал большие успехи в карьере, и его, прекрасного организатора и хорошего специалиста, недолго продержали на комсомольской работе – выдвинули в начальники цеха, и он стал первым инженером без законченного высшего образования из «лимитчиков», досрочно приняли в партию. Через год он получит диплом и перед ним откроется широкая дорога наверх, мечтал он.