Палкан из‑за ночных гуляний совершенно не выспался, очень скоро раскис и, склонив голову, послушно ковылял рядом с охотником. В полудрёме в его голове, словно мотыльки, кружились несвязные мысли: «Охота – прекрасная вещь, люблю охоту. Вот здорово, наконец‑то сам всё увижу и научусь охотиться, точно. Саньке печёнку принесу, вот обрадуется. Нет, не всю отдам, половину себе возьму, а то вроде и не охота вовсе».

В это время, между делом, подошли они к какой‑то противной железяке, которая вдобавок мерзко тарахтела. Палкан узнал её сразу, именно она иногда подъезжала к Степану в пекарню и увозила короба с хлебом. За это Палкан её кровно ненавидел, потому что ничего не привозила, а хлеб забирала. Для сторожа это просто неописуемая наглость, и укусить нельзя – Степан не велит.

– Ну что, охотник, полезай в кузов.

Николай подсадил его и пихнул вперёд. Палкан тут же оказался в повозке на металлическом полу, который дрожал, как трусливая крыса, и неприятно щекотал подушечки лап. В углу кузова валялся клок свежей соломы, и Палкана потянуло именно к нему. На соломе оказалось значительно уютнее, но настроение было уже подпорчено.

«Ну и охота, что здесь делает эта вонючая тарахтелка?» – недовольно ворчал новобранец, сетуя на начальную фазу своего нового приключения. А Николай устроил допрос второго молодца, который, судя по виду, не внушал особого доверия.

– Колька, ты как? Поспать‑то удалось или лучше отправить тебя домой? От твоего Топ‑Топыча за версту вином разит, запах солярки перебивает. Ты что, его самогоном заправлять начал или сам подзаправился? Всю дичь мне распугаешь.

– Так у сеструхи день рождения, ты же знаешь её, ведь не отвяжется, пока не напоит. Да и как за её здоровье‑то не выпить? И не захочешь, а выпьешь, вот где беда‑то.

– Ну и новость! Как же это она тебя поила, если сама у тётки в Новотроицком?

– В каком Новотроицком? Ты‑то откуда знаешь?

– Откуда я знаю? Я точно знаю одно, что пьянка по ночам, девки плюс хреновая закуска вредят твоему здоровью, не говоря уже о твоих же мозгах и нашей охоте. От твоего дыхания не только сайгаки, все медведи в округе передохнут.

– Какие медведи? Нет у нас никаких медведей.

– Потому и нет, что твой перегар им поперёк носоглотки колом встал.

– Коль, а Коль, ну чё ты в самом деле? «Вонь, запах»? Я сегодня, хочешь, дышать совсем престану, брошу и завяжу – ладно? Поехали, что ли?

– Ладно, поехали, недопиток. Только на меня не дыши, не то стошнит.

– А это что за пассажир с тобой? Ну‑ка, ну‑ка, билеты приобретаем скоренько. Вон там ящик – это касса, рупь в один конец, за ручную кладь отдельная доплата, – сделал очередную попытку сгладить напряжённую обстановку Колька.

– Теперь ты и‑ш‑шо и стюардессой заделался? Щ‑щ‑щас, в ухо заеду, вот это точно – в один конец и именно туда, на бугор ко всем усопшим. Шевели педалями, велосипедист хренов.

Топ‑Топ слегка вздрогнул и покатил по неровной, чуть заснеженной дороге. Единственная фара этой чудо‑техники висела на кабине, привязанная проволокой, и вырывала из темноты маленькое пятнышко света перед трактором. Это очень мешало Палкану разглядеть направление движения, а вот для водителя маршрут был настолько накатанный, что бояться было нечего. Ехали они недолго. Трактор охотникам пришлось оставить за километр до места, дальше пошли пешком.

Палкан ещё никогда не бывал за пределами посёлка. Всё здесь для него было в новинку: незнакомые запахи, неизвестные звуки, полное отсутствие света, которое не мешало ему разглядывать темноту. Едва под сапогами мужиков заскрипел снег, как это сразу стало навевать молодому неопытному Палкану романтические мысли.