– Это называется режим, Эзра. Тебе не понять, – как обычно невозмутимое выражение лица десятилетнего мальчика опускает меня, тридцатилетнего мужика, на дно. – И у меня через три часа тренировка, помнишь?

– Ключи от Шевроле в кармане, – указываю на сваленную на тумбу куртку. – Сам справишься? Только смотри аккуратно – малышка Камаро старше тебя раз в пять.

– Очень остроумно, Эзра. Эта шутка перестала быть смешной еще в прошлом месяце.

– Просто у тебя нет чувства юмора, – прохожу мимо просторной гостиной прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж к моей спальне. – Разбуди меня через два часа. Нельзя ведь пропускать твое карате.

– Джиу-джитсу.

– Один хрен для субботнего утра. И кто только придумал ставить эти тренировки в такое время.

– Никто не виноват, что ты таскаешься где-то до рассвета.

– Я слышу нотки осуждения в твоем голосе, маленький боец, – замедляю шаг, останавливаюсь на середине лестницы и, прищурившись, гляжу на мелкую копию недовольного десятилетнего себя. В такие моменты он точно вылитый суровый я ровно двадцать лет назад.

– Где ты был? Опять с той Рэйчел?

– Да, – упираюсь локтем в перила и провожу свободной рукой по мокрым от дождя волосам, пытаясь зачесать их кверху, но тщетно – мокрая челка снова липнет ко лбу.

– Но ты ведь не любишь ее. Зачем проводить с ней столько времени?

– Выключай режим зануды, Бостон, и не докапывайся. Откуда только эти вопросы берутся в твоей голове.

– Они там созревают, потому что у меня есть мозг.

– В этом уж точно никто не сомневается. Дашь мне поспать?

– Ладно.

– Два часа.

– Помню.

– И не смей прикасаться к ключам от Шевроле, – тычу в него пальцем, натягивая на лицо наигранную серьезность.

– Как раз обдумаю это в течение двух часов.

Бостон поправляет свою строгую черную рубашку, которую носит постоянно, потому что ему так нравится, и скрывается в стенах гостиной.

Этот Бостон, названный в честь города, в котором раньше должны были сбываться мечты, тоже очень на него похож. Так же холоден. Так же черств. Так же безэмоционален. Только тому Бостону – триста девяносто один год2, а этому – всего десять, но, кажется, что он уже обледенел, как и я сам.

Казалось, что валюсь с ног от усталости, а по факту не могу сомкнуть глаз уже который час. Лежу и пялюсь в пожелтевший потолок, пересчитывая на нем трещины. Дому давно не помешал бы капитальный ремонт, но кому какое дело до Богом забытого квартала в Норт-Энд3.

Я, конечно, могла бы подыскать себе что-нибудь получше и поближе к центру, но, боюсь, пришлось бы к двум подработкам добавить и третью. Если не четвертую.

Поэтому лежу, рассматриваю трещину за трещиной и успокаиваю себя тем, что район хотя бы напоминает маленькую Италию своей архитектурой и узкими улочками. А до моего захудалого квартала даже иногда доносится запах свежей выпечки и ароматной пасты из рассыпанных по Норт-Энд итальянских ресторанчиков, которые так полюбились туристам. Наверное, так пахло и в настоящей Италии. Жаль, что я совсем этого не помню.

Еще неподалеку от дома расположился порт. В отличие от большинства местных, этот пункт я тоже отношу к плюсам. Порт успокаивает меня. И сегодня вечером я точно загляну в свое тайное место, чтобы привести мысли в порядок. Ведь каша в голове до сих пор не позволяет уснуть.

– Гребаный день рождения. Гребаная Астрид. Гребаный «ковбойский» бар. Гребаный мудак Эзра. Или как там его, – шиплю в потолок и сжимаю в руках одеяло. – Чтоб он захлебнулся в реках ви́ски. Идиот. Хам. Заносчивый придурок. Ни за что в жизни не вернусь в этот бар.

Злость сильна. Она проедает нутро и рвется наружу, но не перекрывает страх, который пустил молодые корни в душе и начал разрастаться по организму, оплетая орган за органом. Страх, который терзал меня все детство. Страх, который душит и по сей день. Страх, который не уходит с наступлением утра. Который имеет кровь и плоть. Который носит такую же фамилию, что и я. Страх по имени Бриан Аленкастри – когда-то любимый старший брат и мой ночной кошмар, от которого я до сих пор бегу, не оборачиваясь.