– Dalmore. Еще пятьдесят. А потом еще пятьдесят, – глаза черны настолько, что в них отблескивает приглушенный свет ламп. И горечь. Цвета забытого на кухне чая. Я знаю, потому что такой «чай» ежедневно настаивается и в моей душе.

Он выпускает мое запястье и почесывает аккуратную бороду, затем обратно опрокидывает в руки лицо.

– Пожалуй, Вам уже хватит, – мои тараканы сегодня не отпраздновали день рождения, так отпразднуют день храбрости.

– Что? – он снова совершает над собой явное усилие и смотрит на меня. – Ты сделала слишком много ошибок во фразе «секунду, сэр».

– Нет. Вам уже действительно хватит, – в подтверждение своих слов складываю руки на груди, демонстрируя полную уверенность.

– Кто. Ты. На хрен. Такая? – отчеканивает каждую букву, стискивая зубы. – Я сказал: «еще» – значит, ты льешь еще. И не задаешь лишних вопросов, – взгляд цвета бездны сверлит меня из-под массивных бровей, но сегодня он точно не на ту напал.

– Я. На хрен. Та, кто вышвырнет тебя отсюда, если ты не начнешь себя нормально вести. Понял? – утыкаюсь в него таким же злобным взглядом, не двигаясь с места, и замечаю, как под щетиной вырисовываются острые скулы.

– Стенли, мать твою! Стенли! Сюда иди! – орет бородатый алкоголик. И на его зов прибегает та самая красотка шатенка, которая заставила меня вкалывать в свой день рождения. Хотя я не особо и сопротивлялась.

– Опять надрался, Эзра? – видимо, Стенли, накрывает его щеки ладонями и приподнимает лицо.

– Кто это такая? – тычет в меня пальцем слабой руки.

– Новенькая. Ты уволил Кэт, помнишь? Одна я не справляюсь.

– Я уволил Кэт? – видимо, пьянь по имени Эзра, сбрасывает с себя руки Стенли и пытается распрямиться на стуле.

Из-под глубокого выреза пуловера выглядывает часть еще одной татуировки, которая от груди разрастается к шее, но я не успеваю разглядеть рисунок.

– Ты уволил Кэт, – усмехается Стенли.

– Я уволил Кэт.

– Еще раз тебе повторить или записать? – красотка Стенли трет барную стойку и не перестает улыбаться.

– Да плевать, – Эзра снова почесывает бороду и вытирает губы тыльной стороной ладони. – А эта что здесь делает?

– Малышка, как тебя зовут? – обращается ко мне Стенли.

– Серена, – хмыкаю я, не сводя глаз с остервеневшего козла.

– Я взяла Серену в штат.

– Хрен с два, – шипит Эзра. – Пусть валит на хрен отсюда. Не хватало мне здесь малолеток. Ты посмотри на нее, – переводит на меня взгляд и обдает им с макушки до талии. – Без косметики. Наивные глаза. Конский длинный хвост. Черные прямые волосы, нетронутые парикмахером. И сиськи второго размера, – каждое слово раздевает, и мне хочется прикрыться руками, но я стою молча, раскрыв рот от возмущения. – Тебе хоть двадцать один есть?

– Мне двадцать два! – выкрикиваю, хмуря брови. – Вчера исполнилось! И какое это имеет значение? Я сегодня справилась!

– Она справилась, Эзра, – поддерживает Стенли.

– Плевать я хотел. Она не умеет общаться с клиентами. Поэтому ты, – вяло машет рукой в сторону Стенли. – Налей мне выпить. А ты, – переводит руку на меня, тыча указательным пальцем почти в лицо. – Собрала свои манатки и укатила за дверь. Чтоб я больше тебя здесь не видел.

Гнев перехватывает горло где-то на середине. Я задыхаюсь, но не могу произнести ни слова. Они застряли внутри вместе с недолитыми слезами, вместе с упреками мамы, отчаянием и обидой. Они засели и не выходят, а я могу лишь стоять и втягивать в себя воздух, хлопая ресницами по взмокшим глазам.

Паралич отпускает раньше, чем придурок Эзра успевает послать меня ко всем чертям еще раз. Я хватаю белую шубу, набрасываю ее на плечи и спешу к выходу из очередного ада, в который забрела. Я ведь всегда забредаю именно туда. Куда бы ни шла. Куда бы ни стремилась. Везде гребаное пекло.