На следующей странице Надя обнаружила завещание, в котором сообщалось, что он – Стужин – отрекается от всякого движимого и недвижимого имущества «в пользу Других» – и размашистая подпись. На обратной стороне листа – пустая форма для завещания. Сверху едва заметно карандашиком, кажется очень-очень твёрдым и тонким, подписано: «Надежда».
– Чушь, – откинула бумажку.
Надя хоть и удивилась, но виду не подала – такими манипуляциями её не пронять. Он мог написать это прямо здесь, увидев бейджик с именем, а затем вложить в конверт и запечатать его… сургучной печатью (наверное, она бы почувствовала запах (но ведь могла и не почувствовать)). Времени, чтобы это провернуть, у него было предостаточно. Вдруг из пачки на стол выпали несколько карт. Две из них лицевой стороной – Жрица и Паж пентаклей.
– Эпатажно.
Ну, допустим, Стужин не запечатывал конверт здесь, в таком случае имеется в виду совсем другая Надя, да сколько угодно есть на свете Надь – совпадение имени (далеко не самого редкого) – это не причина приобщать себя не пойми к чему. Рука потянулась было к цыплячьим спинам оставшихся карт, но в последний момент брезгливо отдёрнулась. Эзотерик бимбо + Кали юга + триста двадцать седьмая сота. Натальные карты, гороскопы и прочая «херомантия» – не больше чем эффект Барнума, наивное стремление человека обнаружить хотя бы жалкую тень порядка в хаосе событий. Она сорвала бейджик и швырнула его за барную стойку. Перед глазами мигом прошмыгнули все приятельницы-тарологи-ноготочки, их обсуждения за сауэром в высоких плоских бокалах с засахаренными краями, весь объём занимающей их мысли дребедени представила – и по телу пробежала дрожь.
– Что ещё за «ВДГИ»? Гуглится только какая-то сварочная аппаратура.
3
bīnāh
И ежесекундно
стенания комкают сердце, как будто
оно из бумаги, а вены, что тело
моё пронизают, – картонные трубки.
Сергей Сирин. Меланхолия
Ещё одно доброе дело вырисовывается! Четыреста тридцать четыре тысячи четыреста рублей: шестьдесят по пять, восемьдесят четыре по тысяче, семьдесят две пятисотки и сто сорок четыре сотки. Выйдя из кафе, он посвистывал себе в воротник и в целом пребывал в необычнейшем расположении духа, на краешек его шляпы незаметно приземлился ясеневый вертолётик. В лихом прыжке молодой человек хлопнул пятками.
Предопределённость. Как хочется, чтобы на проспект из-за угла лениво подтянулись поливалки одна за другой, рассекли лезвиями фар молочную пелену, живым примером продемонстрировав изобилие пресной воды, – и плевать, что часом ранее прошёл дождь. Но что-то тянут, вязнут. Ну, давайте же!
Тишина.
Куда идти? Он огляделся; глухой туман; от необходимости предпочесть что-то чему-то заурчало в животе. Побыстрее проснуться, а там уже можно будет кормить своих рыбок. Красный свет (он лишь предполагается), стоп, с улыбкой задумался снова: как же жалок его вид!.. Зелёный: семенит неуклюжим шагом по протёртой зебре. Ах, сколько простора открывалось на заре человечества и каким хрупким всё оказалось на деле! Музейные воспоминания нахлынули: взглянуть бы сейчас хоть секундочку на унылые лица водителей, скучающих в утренней пробке, чтобы кто-то матернулся и посигналил – да уж, напрашивается липучий, как битум на подошве, вывод.
Какой? Мямлило, тянулось невнятно, отовсюду шипело мёртвым голосом – дальше просыпаться некуда, дружище; и тем не менее проснуться хочется больше всего на свете.
Он спустился в подземный переход и зачем-то ускорился. Скользкая лестница, низкий потолок, сухожёлтый холодный мигающий свет его преследовал, под ногами хлюпала приятная сжиженная грязь, совсем чуть-чуть оледеневшая, на потолке слой инея, достаточно прохладно шее и ушам. Внимание привлекли волнообразные следы от пальцев на потолке: кто-то до него здесь шёл и, подняв руку, касался потолка всей пятернёй, оставляя след. Вот и он теперь шагает прямо под, но его руки в карманах, только взгляд продолжает двигаться, перебирая мягкие изгибы. Может быть, когда он придёт, Тамара будет ещё в постели, и тогда он что-нибудь приготовит. Матовое тело Тамары угадывалось в контурах под чёрным атласным одеялом. Официантка Надя невольно напомнила о