Он стоял неподвижно, лишь провожая ее взглядом. Он отчаянно пытался сообразить, есть ли для него смысл в ее словах. Стоит ли ему выслушать ее до конца, или разорвать ее тонкую шею и полакомиться ее горячей кровью. Ему нужен был совет. Он почти ласково обхватил Амулет на своей груди и прикрыл глаза.

Она терпеливо ждала.

Спустя долгую минуту человек со шрамом снова открыл глаза и с неподдельным интересом взглянул на отчаянную девчонку, у которой хватило смелости прийти сюда и предложить ему сделку.

– Говори! – дернул он подбородком.

– Хорошо, – кивнула она и начала говорить.

Он выслушал ее внимательно,

(настолько внимательно, насколько позволяло пульсировавшее в висках чувство голода).

Дослушав, он с сомнением проговорил:

– Это опасная затея, и на нее нужно время. Много времени. А они не дадут мне его.

– Время у тебя будет, – успокоил голос, – Время – одна из двух вещей, которую мы предлагаем тебе за твою дружбу.

– У меня не бывает друзей, – рот скривился в недоверчивой ухмылке.

– Может поэтому, ты до сих пор и не мог победить? – она смело посмотрела прямо ему в глаза.

– Может быть, – волевым усилием сдержав порыв животного гнева, вынужденно согласился мужчина, – И что же это за вторая вещь?

Когда человек со шрамом услышал ответ, его глаза загорелись звериным огнем, а из уголка перекошенного рта потекла слюна:

– Я согласен! – прошипел он.

2.

Часы на руке молодого человека, одетого в потрепанный серый пиджак и отвратительные коричневые туфли, показывали половину второго дня, а главная из двух улиц деревни была совершенно пуста. Но ни его, ни его попутчика, который выглядел еще моложе и кутался в легонькую ветровку, это обстоятельство нисколько не удивляло. Эти двое, как никто другой знали причину повального безлюдья, охватившего в последнюю неделю эту и пять соседних деревень.

Старшего из приметной двоицы звали Максим, а точнее Ударцев Максим Юрьевич. Ему было двадцать девять. Уже шесть лет он работал следователем районной прокуратуры, был на хорошем счету у начальства и на следующий год готовился к переводу в город. Вернее, готовился до того, как на него обрушилось это дело, вонявшее как перевернутый грузовик со свежим навозом. Четыре почти одновременно бесследно пропавших человека, к которым через две недели присоединились еще пять, а потом еще три. Уже больше месяца они с напарником мотались по окрестным деревням, заимкам лесорубов и трижды были в ближайших исправительных колониях, но не узнали и не нашли почти ничего. Ни свидетелей, ни мотивов, ни тел.

Хлюпая по лужам, двое подошли к калитке, выкрашенной в милый, но казавшейся здесь совершенно неуместным, нежно-голубой цвет.

– Это последний на сегодня, – покачав головой, заявил главный.

– Но ведь только середина дня, – пожал в ответ плечами младший.

– Поедем к себе, будем писать. До самого упора, – от мысли об огромной куче бумаг, которую нужно заполнить до послезавтра к горлу подступила тошнота. Ударцев глубоко вздохнул несколько раз, борясь с неприятным ощущением, и потянул на себя калитку.

Не обнаружив во дворе никаких признаков злых собак, они уверенно направились к двери большого, добротного дома. По дороге следователь заметил припаркованный за сараем, на асфальтированной площадке, новенький УАЗ. Не чета их развалюхе. Покачал головой.

Двое поднялись на крыльцо и постучали в дверь. Через минуту дверь открыл мужчина лет сорока, одетый в свободный свитер и потертые джинсы.

– Здравствуйте, – сказал старший, предъявляя раскрытое удостоверение.

Хозяин внимательно вгляделся в корочки и изучал их добрую минуту, хотя