Ангелине было суждено стать вдовой с тремя детьми на руках и с еще не родившимся четвертым ребенком в тридцать лет.
Дети росли, прижимаясь друг к другу, грея друг друга во всех смыслах слова. А теперь им предстояло расстаться пусть только на одну учебную четверть, до каникул, но так далеко от мамы и сестер, мальчишки будут жить с чужими людьми. Как горько. Документы оформлены, Ангелина повезла братьев в интернат. Когда все формальности были соблюдены и наступила пора маме и детям прощаться, Володя закатил истошную истерику. Он плакал, падал на пол, бился на нем, как раненый голубь, не отпуская руку мамы.
– Мамочка, милая, не оставляй меня здесь, забери меня с собой, прошу тебя! Я буду послушным, я буду мыть полы, буду делать все, что скажешь, только забери меня с собой, ма-а-а-а-ма-а-а!..
Мамин носовой платок был совсем мокрым. Она подняла сына, усадила на скамейку и, обняв, снова начала объяснять:
– Родненький мой мальчик, это временно, не навсегда. Понимаешь, это необходимо сейчас. В следующие выходные мы приедем все вместе. Совсем скоро будут каникулы, я сразу вас заберу. Понимаешь, Толе нужно уехать из города, а ты будешь рядом, помогать ему, и я попрошу тебя за ним приглядывать, чтобы с ним ничего не случилось. Справишься?
Мама вытерла не успевшие высохнуть на щеках сына слезы. Потихоньку за уговорами, слушая мамин спокойный голос, успокоился и он.
– Да, мама, я справлюсь.
Толя взял брата за руку, воспитатель указала путь в жилищный корпус, давая тем самым маме понять, что ей пора уходить. Совсем скоро отправляется последний автобус в город.
Мама шепнула на ухо Толе:
– Присмотри за ним, помоги ему. Справишься?
– Да, мама, я справлюсь, – ответил сын.
Всю дорогу назад Ангелина проревела, уговаривая теперь уже себя. Она страдала. Чудовищно. Чувство вины совсем извело ее. Но она понимала, что сейчас нельзя было оставлять Толю в той нездоровой среде. Она боялась, что он по подростковой своей глупости мог искалечить свою только начавшуюся жизнь. У Володи несмотря на то, что ему было всего девять лет, характер сложился упрямый, своенравный, и мама боялась за него тоже. Что ждет их в этой жизненной клоаке, кишащей домашним и уличным насилием? Чему они могут в ней научиться, какой жизненный опыт приобрести?
«Так, по крайней мере, Толя будет рядом с младшим и проследит за ним, чтобы был сыт, сделаны уроки, чтобы его не обижали, и сам найдет новых друзей, изменится в лучшую сторону, он же хороший парень», – убеждала она себя.
Сейчас Ангелине вспомнился такой же осенний день несколько лет назад. Вот так же она тихо плакала, идя по улице и не зная, где ей взять хоть немного денег до зарплаты, чтобы купить детям еды. У тех, кто мог одолжить, она уже заняла, и просить еще, не отдав прежний долг, было неудобно. Настроение соответствовало моросящему дождю, жухлой, промокшей листве под ногами. Стало немного жаль себя, слезы тихо, робко текли из глаз, и вдруг Ангелина увидела впереди себя полоску синей бумажки в разноцветной мокрой куче. «Не лист с дерева», – молниеносно пронеслось в голове. Она нагнулась, чтобы поднять, но порыв ветра расшевелил осеннюю горсть листвы, выхватил синюю бумажку, погнал ее по земле. Ангелина побежала за ней, ветер стих так же внезапно, как и возник, пять рублей, медленно кружась, приземлились у ее ног. Она оглянулась вокруг – никого не было, то есть и отдать потерю было, собственно, некому. Ей оставалось только возблагодарить Господа за то, что не оставил ее в отчаянии и позаботился о ее детях. Ей в тот момент, видимо, пять рублей были нужнее, чем тому, кто их обронил.