Итак, я вернулся обратно на Егорьевские прииска. Впереди не видно было для меня никаких перспектив. Я все же не пал духом и решил снова попытать счастья на золоте, в этот раз в глубине Алтая, в 150 верстах от Бийска. Кабинет его величества отдал там в разработку двум большим компаниям целые районы на Алтае. Одну компанию представительствовали генерал Асташев и Гинзбург; во второй, под фирмой Мальцева, объединились исключительно высокопоставленные лица. Добыча золота велась в крупных масштабах, с затратой больших капиталов. Район работ сосредоточивался преимущественно по системе рек Мрасы, Кондомы и Лебедя. В момент моего приезда на прииски обе компании могли похвалиться успешностью своих работ. Каждая из них добывала ежегодно 40 пудов золота, но вряд ли пайщики извлекали из этого какую-нибудь пользу: слишком велики были расходы по предприятию.

Главноуправляющими в компаниях служили люди с крупными именами и многолетним опытом в золотопромышленности: мои хорошие знакомые, бывшие минусинские золотопромышленники Баллод и Шмотин у Мальцева, а у Асташева с Гинзбургом – Самохвалов и Ветринский. Они обещали мне свое содействие, поскольку, конечно, это будет в их силах.

На берегу реки Кондомы раскинулся ряд строений. Это были: Главное управление приисков, резиденции управляющих, дома служащих, контора, больница и церковь – целый маленький городок. Этот городок я и избрал временным местом своего жительства. В 2 верстах от городка, по маленькой речке Правая Солдатка, производила работы асташевская компания. Речку Левую Солдатку, которую они обследовали и нашли невыгодным разрабатывать, вследствие небольшого процентного содержания золота в песке и небольших его запасов, предложили взять мне. Я все же решился на риск, понадеявшись на русское авось. Результаты моих работ были весьма незавидны: в течение двух лет мне еле-еле удавалось сводить концы с концами.

Снова неудача. Снова нужно искать счастья где-то в новом месте. Я знал, что в Амурской области большие работы по добыче золота производились тогда двумя компаниями: «Зейской» и «Верхнеамурской». У меня там тоже были знакомые: управляющий Зейскими приисками, красноярец Митрофан Алексеевич Субботин, был моим хорошим приятелем. Познакомился я с ним, когда он служил в компании «Родственной», владевшей золотыми приисками в енисейской тайге. Я написал ему, и Субботин в ответ на мое письмо сообщил, что он охотно поможет мне всем, чем только сможет.

Итак, я должен был покинуть Западную Сибирь, такие близкие сердцу, хорошо знакомые, родные мне места, где я долго жил и трудился и где все труды мои не принесли мне, к сожалению, никаких плодов. С горечью в душе собирался я в путь на далекий Амур.

Нашлись у меня и попутчики на дорогу: из Томска ехали несколько инженеров-горняков. Семьи их, оставшиеся в Томске, снабдили путешественников всякой всячиной. Чего-чего только тут не было: замороженные, разных сортов, пельмени, окорока чудеснейшей ветчины, телятины, баранины, жареная птица, мороженая стерлядь для строганины, зернистая осетровая икра, которая, кстати сказать, стоила тогда в Томске 50 копеек фунт, – всего не перечислишь. Путь предстоял не близкий, железной дороги не было, ехать надо было на лошадях.

Ехали мы приблизительно с месяц. Путешествие с хорошей, теплой компанией имело для меня положительные и отрицательные стороны. Несмотря на свои тридцать три года и на то, что я был одно время владельцем винокуренного завода в Мариинском округе, на реке Чулыме, я еще не проглотил до тех пор ни одного глотка водки. Приезжая на завод с ревизией, отхлебнешь, бывало, немного водки, чтобы узнать, насколько хорошо она очищена от сивушного масла, да и выплюнешь. Курить я тоже не курил и оставаться в накуренных комнатах не любил, хотя старовером и не был, а дело было в следующем. Когда отец отвез меня в Красноярск и сдал для подготовки в гимназию директору ее Красикову – мне шел тогда девятый год, – я встретил там товарища, одинакового со мной возраста. Однажды вечером директор принимал гостей; жена его принесла нам коробку гильз, с насыпанным в них уже табаком, и попросила заткнуть каждую гильзу ватой. Кто бы мог упустить столь удобный случай попробовать курения? Мы этого случая не упустили, и я так усердно использовал благоприятные обстоятельства, что впоследствии, в течение двадцати пяти лет, не мог входить в накуренную комнату, даже в фойе театра или Общественного собрания.