Его мягкая шелковая рубашка распахнулась на шее, обнажив густую растительность на груди. Он такой холеный и самоуверенный. Какая-то неведомая сила побуждала ее плыть ему навстречу, но она пыталась бороться с ней.

Она для него никто. Женщина, которую можно использовать и забыть. Она здесь только для того, чтобы забрать медальон. Вспомнив о своей цели, она воспользовалась приемом, который, как ей хорошо известно, мужчины находят очень возбуждающим – медленно провела языком по верхней губе.

Убедившись, что завладела его вниманием, она поднесла руку к маске и не торопясь сняла ее. Очень медленно, чтобы заставить его думать о других предметах одежды, которые можно снять, о других частях женского тела. Затем бросила маску ему. Он поймал ее, не сводя глаз с ее лица.

– Я опять у тебя в долгу, – со смехом сказала она. – Ты снова извлекаешь выгоду из моего преступления.

– Ты уже была моей должницей, – насмешливо напомнил он. – Но теперь я знаю, как ты оплатишь свои долги.

Она опустила глаза, словно признавая свою вину, а потом взглянула на него из-под опущенных ресниц.

– Ты напугал меня.

– Силой своей страсти? – В его вопросе не было ни капли иронии. Он ждал ее ответа, напряженный и настороженный.

– А она часто пугает женщин?

– Другие женщины не в счет. Я хочу услышать твой ответ.

Он стоял неподвижно, застыв, словно пойнтер, учуявший добычу.

Она сдалась.

– Нет. Меня напугала не твоя страсть.

– Что же тогда?

– Моя. Мое сердце отдано другому.

Его это потрясло, но он ничем не выдал своего смятения.

– Мужчине, чей портрет в медальоне?

– Да.

– Он побьет тебя, если увидит со мной?

– Нет.

– Пристрелит меня?

Она покачала головой.

– Тогда он дурак. Будь ты моей, я бы вызвал на дуэль любого, кто целовал тебя так, как я в ту ночь.

– Он умер. Ему уже все равно, как я распоряжаюсь своим телом. Ревновать теперь может только его душа.

Трев вздрогнул. Когда он вновь заговорил, в его голосе больше не было язвительности.

– Понимаю.

У нее возникло внезапное чувство, что он действительно понимает. Слишком многое. Она еще никогда ни перед кем так не обнажала душу, а он будто проник в глубину ее чувств, даже самых сокровенных.

– Я пробыла с ним больше двух лет, – сказала она, отвечая на незаданный вопрос. – И никогда не отдам свое сердце никому другому. Никогда.

– Это хорошо, – отозвался он.

– Хорошо?

– Мне не нужно твое сердце.

Что-то оборвалось у нее внутри.

– Что же тебе нужно? – прошептала она.

Глаза цвета индиго встретились с ее глазами, откровенные и ничего не скрывающие, хотя у нее не хватило смелости заглянуть в них поглубже. Она отвела взгляд.

– Женщина, чья страсть достаточно сильна, чтобы удовлетворить мою страсть, – ответил он. – Женщина, которая не нуждается во мне, но которая желает меня. Ненадолго. На очень короткий срок.

– На одну ночь? – О чем она говорит?

– Возможно, а может, на неделю. Самое большое, на месяц. Этим летом я должен жениться, и я не опозорю свою жену, нарушая брачные обеты.

Она презрительно усмехнулась:

– Как это благородно – предлагать мне свое тело, когда сердце ты уже отдал невесте.

– У меня еще нет невесты, – сказал он. – Как нет и желания жениться. Я делаю это, чтобы выполнить свой долг перед семьей, и стремлюсь отдать свое сердце невесте не больше, чем тебе. Но кем бы она ни оказалась, пусть тебя утешит мысль, что она едва ли доставит мне такое удовольствие, какое можешь доставить ты.

Она никогда не слышала, чтобы мужчина так говорил. Все они обещали ей больше, гораздо больше, хотя всегда врали.

Этот мужчина не врет. Какими бы странными ни были его слова, он говорит правду. Голос его стал тише, он поднес указательный палец к губам и погладил край шрама. Показался кончик языка и быстро исчез, повторяя ее соблазнительный жест.