* * *

Отец Ивана, Парфентий Захарович, прочитав письмо, поначалу обрадовался, что Иван жив, ведь три месяца прошло с тех пор, как он поспешно ушёл из дома, и никаких вестей. А сообщения с того направления, куда ушёл Иван, шли тревожные – бомбардировка и падение Ростова, окружение наших войск в Сальских степях и стремительное наступление немцев на Северном Кавказе. Да и в Шахтах прочно обосновались немцы, которые быстро сформировали органы оккупационной власти. Казалось, что они пришли навсегда. Но затем, Парфентия Захаровича и Елизавету Семёновну охватила тревога, ведь Иван, пусть живой и невредимый, но находился в плену со всеми вытекающими из этого факта возможными последствиями. Парфентий Линник, сам воевал с немцами в Первую мировую, заслужил два солдатских Георгия, потому немцев знал и не боялся их. Надо было как-то выручать младшего.

Тот факт, что Иван не был военным и не достиг призывного возраста, мог бы весьма помочь делу. Парфентий Захарович, поразмыслив, решил действовать. Выправил кое-какие бумаги у бургомистра района и, уложив в сумку съестного, одежду для Ивана, ведь надвигалась зима, на свой страх и риск отправился в Ставрополь. Фактически Парфентий Линник путешествовал в неглубоком немецком тылу, что, естественно сопрягалось с немалым риском, ведь линия фронта была рядом. По—видимому, аусвайс, состряпанный в Шахтах, позволял беспрепятственно пройти все немецкие кордоны.

Добирался он, что называется, на перекладных и 2—4 декабря прибыл в Ставрополь. Парфентий Захарович обратился в комендатуру лагеря. В комендатуре посмотрели все бумаги, которые представил отец Ивана, и обещали отпустить Ивана, так как он фактически не был военным. Побыл он дня три, передал Ивану одежду, еду. Удалось также повидаться, Ивана отпустили на целый рабочий день под надзор охраны. Так они просидели почти весь день под присмотром охраны. Вечером колонна военнопленных вернулась с работ, и Иван вместе с ними должен был возвратиться в тюрьму. Тяжело было прощание с сыном для Парфентия Линника. Могло быть, что виделись они в последний раз, и неизвестно, через какие испытания предстояло пройти Ивану. Иван не верил, что немцы отпустят его, и не ошибался. Едва ли немцы взялись бы решать подобный вопрос. Раз попался, как военнопленный, значит всё в порядке.

Приезд отца разбередил душу Ивана, захотелось домой. Никогда не покидал он родной дом на столь продолжительное время. Решил уличить момент и бежать. Он и раньше присматривался к охране и отмечал в мыслях, что да, да – улизнуть можно, если с умом. И вот 16 декабря пленных повели на рубку дров в лес. С утра стоял густой туман, видимость была плохой. Иван подумал, или сейчас, или… Другого такого удобного случая потом могло и не представиться. Внимательно наблюдая за охраной, он незаметно отошёл и, когда убедился, что его никто не видит, рванул что было мочи.

Пятьсот километров отделяют Ставрополь от Шахт. Иван пробирался, стараясь не показываться на глаза немцам. Дорога шла по сельским районам, где легко укрыться и пропитаться. Двадцать восьмого декабря Иван незаметно проскользнул в родной дом. Некоторое время он не выходил из дома, так как немцы уже арестовали и расстреляли несколько человек из 34 истребительного батальона, которые, так или иначе, оказались дома.

События на фронте тем временем развивались стремительно. Советские войска, выдержав мощное давление крупной группировки немцев в Сталинграде, неожиданными для немецкого командования ударами с флангов прорвали фронт и 23 ноября 1942 г. соединились под Калачом, окружив тем самым 22 дивизии, более 1650 отдельных частей немецкой шестой армии и, частично, 4-ой танковой армии, общей численностью около 350 тысяч человек. И на старуху бывает проруха – высоколобые хвалёные немецкие стратеги профукали Сталинградскую битву вчистую. Отразив отчаянные попытки немцев деблокировать окружённые войска, с 16 декабря советские войска развернули наступление на среднем Дону.