В ночь на 29 сентября армия должна переправиться на правый берег Днепра и усилить позиции 40-й армии в районе Григоровки. Таков был приказ командующего Воронежским фронтом генерала армии Ватутина Н. Ф. Для полноты коллекции Михаилу к двум фронтовым выступам добавился ещё плацдарм, да не какой-то ординарный, которых только на Днепре в 1943 г. было не менее десятка, а Букринский!

Понимая, чем грозит усиление русской группировки на плацдарме, немцы сделали всё, чтобы воспрепятствовать переправе 27 армии. Непрерывные атаки авиации и артобстрел противника до предела затруднили переправу и вызвали большие потери личного состава и боевой техники. Прибывшие на правый берег части, ещё не пришедшие в себя после кровавой купели в Днепре, с хода вводились в бой. Такова была обстановка.

Переправился Михаил со своим взводом в ночь с 28 на 29 сентября под непрерывным огнём немецкой артиллерии. Перед его взором предстала картина после 7 дней боёв. Развороченный взрывами передний край. Да и тыла здесь, как такового, не существовало. Размеры позволяли врагу простреливать плацдарм насквозь, делали его уязвимым на всю глубину.

В тот же день 29 сентября немцы при мощной артиллерийской и авиационной поддержке силами двух танковых и одной моторизованной дивизий предприняли контрнаступление с рубежа Малый Букрин – Колесище. Хоть основной цели немцы не добились, но всё-таки отбили северную окраину Григоровки. На следующий день, 30 сентября немцы вновь предпринимали неоднократные попытки сбросить наши части в Днепр, но все атаки были отражены.

С утра первого октября немцы начали массированный артиллерийский обстрел, который продолжался весь день и нанёс значительный ущерб нашим частям, было много раненых и убитых бойцов, сгорело несколько танков. В последующие дни второго и третьего октября одиннадцать отборных немецких дивизий при поддержке авиации и плотного артиллерийского огня вновь пытались покончить с плацдармом русских.

В этих тяжёлых условиях приходилось закрепляться на позициях, а взводу Михаила Линника налаживать и поддерживать полевую связь между ротами батальона, со штабом полка и дивизии. По свидетельству участников труднее всего приходилось связистам. Связь постоянно нарушалась, и приходилось покидать укрытие и под градом огня искать и устранять разрыв. Потери личного состава были большими.

Время от времени над нашими позициями немецкие пикирующие бомбардировщики устраивали карусель, поднимая пыль и дым до самого солнца. После войны, на Букринском плацдарме собирали до тысячи осколков на квадратном метре. Казалось бы, что на такой земле не должно остаться ничего живого.

Наступил день 2 октября 1943 год. Михаилу оставалось жить всего лишь сутки. Именно 2 октября за день до своей гибели, Михаил пишет письмо Петру в Москву, последнее письмо в своей жизни. Пётр хранил это письмо всю жизнь, и сегодня я читаю слова, написанные за день до гибели моим дядькой, оставшимся навеки молодым.

Тема письма обыденна. Быть может, постоянная угроза гибели, подтверждаемая ежедневно смертями знакомых и незнакомых людей, притупляет предчувствие. Михаил больше озабочен делами Петра в далёкой и безопасной Москве, чем положением, в котором он сам оказался.

Письмо писал с перерывом. Начал в 8 часов утра, а заканчивал во второй половине дня. Волей судьбы письмо это оказалось предсмертным, и в нём чувствуется внутренняя напряжённость автора. Михаил понимает, что невзгоды Петра по сравнению с фронтовыми буднями – буря в стакане, но он проникается сочувствием к Петру.

На едином дыхании, как бы торопясь, Михаил успокаивает младшего брата, настраивает его на работу, вселяет в него веру в собственные силы. В письме проявляется любовь Михаила к Петру, забота о нём и сопереживание, хотя Пётр находится в гораздо более безопасном месте, чем он сам. А ещё Михаил уже видит будущее, не своё, а будущее страны. Он уверен в победе и в дальнейшем её процветании.