Цены на англоязычные книги ее пугают. Роман Стивена Кинга в самой дешевой бумажной обложке стоит почти тысячу рублей. Но Тане нравится рассматривать этих иностранцев. Она читает фамилии английских авторов. Оказывается, фамилия Моэм содержит целых семь букв. Знакомые по русским переводам классические книги обретают новый, заграничный флер. Здесь можно найти даже русских авторов в английском переводе: стихи и проза Пушкина, романы Достоевского и Толстого. Они тоже стали немножко иностранцами. Словно внезапно встречаешь русских туристов в чужой стране. Рядом с переведенной на английский язык русской литературой шкаф с черно-белой серией: английские и французские романы, классика сегодняшнего дня. А вот и расставленные Джейн Остин и сестрами Бронте ловушки для девичьих сердец: Дарси, Рочестер, Хитклифф. Таня морщится, она уверена, что ее не проведешь. Какой смысл читать автора, который сам не был знаком с тем, о чем пишет? Об удачном браке пишет старая дева, о страсти – девица, о разводе – незамужняя. Остин и три сестры Бронте остаются в стороне. Интересно, живи они сейчас, они придерживались бы старых принципов?

Таня сторонится, чтобы пропустить мимо себя трио подружек в разноцветных платьях. Они громко переговариваются и мешают завсегдатаям книжного магазина, словно три пестрых попугайчика влетели в распахнутое окно и теперь ищут выход, бормоча в подряд все заученные на улице фразы. Вот-вот юные нимфы перевоплотятся, как с ними часто случается, если верить мифам и сказкам, и выпорхнут за дверь или в форточку. Нехотя Татьяна присматривается к ним. Подружки, наверное, ее ровесницы, хоть и выглядят на несколько лет постарше из-за яркого и живописного макияжа. Зеленые, желтые, небесно-голубые тени и помада кислотных цветов. Крапивина не осмелилась бы и на сотую долю того, что носят эти девушки. Одна из птичек взглянула на нее, и Таня быстро отвела глаза. На книжке, которую она держала в этот момент в руках, была надпись «Eat, Pray, Love». На страницах остаются небольшие пятнашки от Таниных пальцев. Когда она нервничает, у нее потеют руки. Как бы Крапивина ни старалась презирать подобных этим подружкам людей, ветреных, пустоголовых, аляповатых, она постоянно с горечью в душе отмечала, что завидует им самой чистой, почти детской завистью. Они виделись ей такими свободными, необремененными и веселыми, какой ей никогда не стать. Казалось, щелкни пальцами – трио разлетится на разноцветное праздничное конфетти. Земля носит их с легкостью, они почти не прикованы к материальному миру с гранитом наук и морем проблем. Они – чистый Дух, иллюзия, промелькнувшая мысль.

«Не строй из себя Набоковскую героиню», – пронеслись в голове слова Владимира. Хорошо, смирилась его подопечная: она никогда не вольется в это трио танцовщиц. Она сама не хочет, да ей это и не под силу. Но кого ей тогда из себя строить? На Джейн Эйр, греющую руки над костром, в котором сгинула ее предшественница? Не вариант, Таня находила себя недостаточно обиженной, невзрачной и тайно озлобленной.

Три весенние нимфы спускаются со щебетом на первый этаж и навсегда исчезают из жизни Тани. Она провожает их прощальным взглядом, рисуя в голове тот идеальный мир, где они смогли бы стать настоящими подругами. Увы, между ними в реальности столько условных преград. Обычно старшее поколение винят в ханжестве, но Крапивина считает наоборот: настоящих лицемеров и снобов нужно искать среди подростков. Крутой, клевый, понтовый – эти титулы заслужить не легче, чем звание рыцаря.

В памяти снова возникает лицо Светланы. Она выходит из безбрежного океана бессознательного, забытых воспоминаний и подавленных эмоций, словно Боттичелливская Венера. Трио нимф встречает ее на берегу и подносят ей первое одеяние. Крапивина зажмуривается, призывая на богиню-самозванку и ее сподручных всемирный потоп, и идет дальше.