– Слышал, как же!

– Настоящее животное! Я ему однажды под горячую руку преподнес букет комплиментов. Он, конечно, не упустил случая отыграться. Хорошо еще, дело обошлось без штрафа. Да, но мы, кажется, пришли. Сюда, что ли?

– Сюда, – я толкнул дверь приемной медицинской комиссии.

Мы зарегистрировались у дежурного и покинули здание Государственного Объединения. Стояла чудесная погода. Весеннее солнце ярко светило с лилового небосклона, а ласковый ветер, легко скользя между ветвей, что-то нашептывал в кронах деревьев. Впрочем, все это я вспоминаю теперь, тогда же я не замечал ни тонкого запаха цветущих приниций, ни желтого пуха, плывущего в воздухе. Мы шли, изредка перекидываясь словами, неторопливой походкой людей, которым некуда спешить.

У меня бурчало в животе – я с утра ничего не ел и раздумывал над тем, где раздобыть деньги. Каждый, кто сталкивался с подобной проблемой, знает, что решение ее далеко не из легких. Последнее, что нам с отцом удалось наскрести, было истрачено на проезд в Харту, так как участие в конкурсе требовало личного присутствия.

По пути, как назло, попадались разного рода утробоспасительные заведения, из открытых дверей которых неслись дразнящие запахи. У одного из таких источников ароматов Конд остановился и шумно повел носом.

– Зайдем? – предложил он.

Я сделал слабую попытку отказаться, неуверенно ссылаясь на выдуманный мною недавний обед, но Конд был не из тех, кого можно легко обмануть.

– Так ли? – спросил он, внимательно посмотрев мне в лицо.

– Печатью сытости ты не отмечен, дружище. Может, у тебя просто денег нет? Говори, не стесняйся, со всяким случается. Я, конечно, не выездное отделение банка, но все же…

Он выразительно похлопал по многочисленным карманам и потащил меня вверх по ступенькам прямо в открытые двери ресторана.

Утолив голод, мы вытянули под столом ноги и размечтались. Мечты у нас с Кондом оказались сходные.

– Эх, Ан, – блаженно произнес он, рисуя в воздухе пальцами замысловатую фигуру, – хорошо бы полететь туда вместе, как тогда, помнишь?

Я совсем размяк и утвердительно кивнул отяжелевшей головой. Она у меня затуманилась то ли от непривычной тяжести в желудке, то ли от бокала дурманящего оло.

– Мы получили бы столько, что минимум два года могли бы не интересоваться самочувствием Парона.

– А в случае гибели хорошая страховая премия, тысяч двадцать, кажется, – вставил я.

Полузакрытые глаза Конда широко раскрылись и удивленно посмотрели на меня.

– Ерунду городишь, дружище. Какая тебе премия после смерти? Зачем она? Меня интересует только то, что происходит при жизни. Ясно?

– Ясно, но у меня больной отец.

– А-а, – Конд деликатно шевельнулся на стуле, – я забыл, тогда конечно…

Мы помолчали несколько минут. Неожиданно Конд резко встал, сделал два круга около столика, за которым мы сидели, и снова сел, с грохотом пододвинув стул. Его осенила какая-то идея.

– Скажи-ка, Ан, когда прекращается прием документов?

– Не знаю точно, кажется, через три дня.

– А кто подал, знаешь?

Я перечислил имена астролетчиков.

– Хорошие все ребята, – сказал он, – тем лучше, мы договоримся с ними.

– О чем? – недоумевал я.

Он еще ближе пододвинулся ко мне.

– Не решить ли нам это дело жребием?

– Жребием?

– Ну да! Разобьемся на пары, кто с кем хочет лететь и вручим нашу судьбу случаю. По крайней мере здесь хоть что-то будет зависеть от нас самих, а не от чиновников управления.

Я задумался.

– Но документы уже поданы!

– Их оставит только тот, кому повезет.

– Гм… ну, а если кто-нибудь не возьмет документов, хотя жребий ему и не выпадет?

– Тогда… – Конд задумался. – Да ты что, сомневаешься в товарищах, что ли?