– Совсем спятил! Может, сходить за врачом?

– А может быть, лучше вызвать полицию?

Конд поднялся во весь свой богатырский рост.

– Вот что, – сказал он жестко, – прекрати истерику и объясни, в чем дело, или убирайся отсюда на все четыре стороны.

– Ты прав, мне следовало уйти раньше.

Я быстро собрал свои пожитки и направился к двери.

– Стой! – Конд крепко схватил меня за плечо. – Теряя друга, я должен знать – почему. Два слова – и можешь уходить.

Он прижал меня своими могучими руками к стене.

– Так в чем дело?

– Что ты сделал с Ромсом? – сказал я, пытаясь освободиться.

– Он умер…

– Я догадывался… Пусти… Что ты с ним сделал?!

– Ничего, он умер, я тебе говорю. Постой… ты думаешь, что я его… так?

Я кивнул. Он разжал пальцы и опустился на стул. С лица его сошло напряженное выражение, и складки разгладились. С минуту мы молча рассматривали друг друга, словно виделись в первый раз.

– Оставайся, куда ты пойдешь, – спокойно сказал Конд.

Я сел, потирая плечо.

– Больно?

– Не очень.

– Извини, я не хотел… Кто тебе сказал, что Ромс… что Ромса нет?

– Я был у него в гостинице, и мне сказали…

– Тебе сказали, – перебил Конд, – что там тебе могли сказать? Они сами ничего не знают.

– Мне сказали, – жестко продолжал я, – что ты ушел вместе с ним. Я вспомнил твое лицо и, зная особенности твоего характера, сделал выводы. Они оказались правильными. Отвечай!

Конд нахмурился.

– При чем тут лицо, – угрюмо сказал он, – твое лицо тоже не сияло, когда ты пришел из Государственного Объединения, и если судить по лицам, то неизвестно, сколько человек ты укокошил. Так, дружище. А в общем ты прав, я убил его четыре часа назад… Вот смотри.

Он бросил на стол пачку снимков, проштампованных судейскими печатями. Я взял один из них. С листа на меня смотрело перекошенное злобой лицо Ромса, он был снят в момент стремительного выпада, в руке блестел изогнутый клинок дуэльного ножа. Другой кадр фиксировал схватку. Две фигуры на арене и бесчисленные рожи любителей кровавых увеселений, с раскрытыми в зверином реве ртами, подбадривали смертельных врагов. Отвратительное зрелище. Я отложил снимки – эти оправдательные для Конда документы перед лицом закона.

– Как ты добился поединка? Ты не ранен?

– Нет. Так что, видишь, все было честно. Ромс оказался не из трусливых и не из слабых. Еще бы немного, и не мне, а ему пришлось бы оплачивать похороны. – Конд протер воспаленные глаза. – Свет там слишком яркий… Гадостное это дело, я должен был добить его, уже раненого, вот что самое мерзкое. Смотри!

– Не хочу смотреть. – Я отстранил его руку. – Неужели ты не мог от этого отказаться?

– Не мог, не имел права. Один из нас должен был умереть. Так решили судьи. В противном случае меня бы самого… М-да. Таков закон, говорят, он принят для тех, кто настаивает на поединке. Ужасный закон!

– Ты все это знал раньше?

– Знал.

– И решился?

– Решился. В конце концов, я рисковал не меньше его. Поединок присудили сразу, у меня было слишком много причин, чтобы мне не отказали. И запомни, Антор, на Церексе есть люди, которых следует убивать. Ромс был не последним. Ну как, ты уходишь или останешься? Колеблешься? Зря. Жизнь – это борьба, и не следует уступать свое место негодяям.

Воцарилось тягостное молчание. За окном шумел дождь. Только тут я заметил, что Конд мокрый с ног до головы. Видимо, он долго бродил по улицам. Ему не легко далась эта борьба с Ромсом. Он сидел, устало опустив плечи, и смотрел на меня спокойным, открытым взглядом.

– Оставайся, Ан, – сказал он, – на улице холодно. А Ромс… черт с ним, забудь. Однажды я чуть не погиб из-за его подлости, только случай спас меня. Были и другие дела, но я уже почти простил ему, а тут снова… Не выдержал. Есть, в конце концов, предел всякому терпению. Отметим его память, как водится. Я кое-что принес. Немного оло. Дрянное, правда, но и сам он был не лучше. Ты ел вечером? Иди сюда, не ночевать же тебе у двери!