Но не сейчас. В этот момент все ее тело и душа были на одной ноте, колеблющейся в воздухе и затихающей в отдаленных углах кафе. Она наслаждалась видом старинных зданий на противоположной стороне небольшой мощеной улочки. Было прохладно, ранний октябрьский снег сошел, и люди инстинктивно сменили теплые куртки на плащи, укутавшись в изысканные шарфы и неся с собой зонтики. Погода в Оденбурге была непредсказуемой невесть от чего, то ли морские течения приносили с собой теплые массы, то ли ветер нагонял с далекого моря клубы облаков то с проливным дождем, то с вихрем снега.

Зазвучал входной колокольчик, и в кафе зашел молодой человек в дорогом бежевом пальто. Он был черноволос с небольшой бородой и немного то ли озабоченным, то ли хмурым взглядом. Это был знакомец Агриппины, и она, откликаясь на звук, узнала его и рукой пригласила к своему столику. Фриц – так звали такого же, как и Агриппина, постояльца этого кафе. Они крайне редко виделись, но эти встречи доставляли обоим интеллектуальное наслаждение и искреннюю радость. Они были знакомы с детства, когда их родители праздновали дни рождения друг друга. Характеры у детей были разными, и ситуация не изменилась, когда они выросли и обзавелись разного рода деятельностью.

Фриц было отказался от предложенного официантом кофе, но видя разморенное лицо Агриппы, все же заказал себе напиток и десерт.

– Знаешь, Агриппа, как иногда бывает тоскно на душе? Ты знаешь это чувство, будто что-то изнутри высунуло мерзкую руку и сжало тебе горло, и не вдохнуть, и не выдохнуть, – начал Фриц. – Я поначалу думал, что это связано с уходом Элеоноры. Она все же любила меня, и расставание было мучительным и тягостным. Ей от того, что она не хотела уходить, а мне – от желания, чтоб это все поскорее закончилось. И вот когда она, уходя, закрыла, а точнее прикрыла за собой дверь, оставляя флер надежды, я подошел и, заперев дверь на ключ, вздохнул так спокойно, будто тащил за собой трактор, а тут, наконец, мне разрешили его оставить, и я могу пойти домой отужинать, принять горячий душ и лечь в мягкую постель. Ты представляешь, как мне было тяжело тогда?

– Ты не производил впечатления страдальца. Наоборот, ты, кажется, был польщен, что у тебя красивая, пусть и немного глупая жена. К тому же глупость добавляет женщинам нежности в глазах таких мужчин как ты, не так? – поддела его Агриппа. – И ты теперь возомнил из себя мученика. Только я не пойму, как твоя тяжесть, уступившая место радости, переросла в тоску. Когда все повернулось не в ту сторону? Почему ты не продолжаешь наслаждаться жизнью, когда она подарила тебе ту пустую подарочную упаковку, которую ты ждал столько лет? Или же ты ждал что-то найти в этой упаковке?

– Самое интересное, что ничего-то я не ждал. Она ушла, и бог с ней, она будто сама забрала с собой тот трактор, который я тянул. Благо, у нас нет детей и обязательств друг перед другом. Она ходит на работу, пока поживет у родителей, а там глядишь, кого-то найдет. Ведь одинокие брошенные женщины кажутся такими ранимыми и нуждающимися с тепле и мужской ласке, не правда ли? – закончил Фриц насмешливо.

– Если ты хотел меня задеть, пардон, я ничего не почувствовала. Что касается твоей Элеоноры, меня она не интересует, я и раньше была удивлена, как ты живешь с пустой женщиной, которая коллекционирует цитаты знаменитых людей из женских журналов. За ее судьбу я не переживаю еще и потому, что она обязательно найдет такого же глупца, как ты, который согласится тянуть ее трактор еще несколько лет, а потом все будет повторяться и повторяться. Скучно, правда. Так что ж тебя гнетет?