Я продолжала думать о Низаме, пока мы шли через фруктово-овощной базар, где с деревянными блюдами на головах стояли женщины. На блюдах лежали дыни, виноград, перец, миндаль. Активно шла меновая торговля, юные торговцы всячески обхаживали своих потенциальных покупателей.

Покинув базар, мы спустились по винтовой лестнице и пошли по мощеной улочке, вскоре обогнав священника-иезуита. От его бархатного одеяния воняло тухлой бараниной. Обходя тело мертвого индуса в ярком ритуальном одеянии, ожидавшее сожжения на погребальном костре, я наткнулась на слепого нищего, которому подала несколько монет.

Вскоре мы ступили на широкий скат из песчаника, ведущий из Красного форта. Под скатом во рву, окружавшем крепость, плавали крупные цветные карпы. Ров был шире, чем улица, и довольно глубокий. За стенами Красного форта в Агре царило еще большее столпотворение. До реки идти было недалеко, но мы с трудом проходили по запруженным народом улицам, где мелькали столь же разные оттенки кожи, как монеты в кошельке торговца. В цвете лиц, что встречались мне на пути, в бесконечных сочетаниях глаз, носов и губ угадывались черты греков, ариев, гуннов, афганцев, монголов, персов, турков – народов, покорявших наши земли.

Животных на переполненных улицах Агры было не меньше, чем людей. Поскольку индусы считали коров священными животными, эти существа свободно бродили по городу. Обвешанные медными колокольчиками, они стояли или спали в самых неподходящих местах. Под ногами шныряли питающиеся отбросами крысы и вороны. Слуги отгоняли их от своих господ, многие из которых вели на поводках павлинов, обезьян и гепардов.

На улицах Агры встречалось еще большее разнообразие нарядов, чем в Красном форте. На мужчинах, в зависимости от их социального статуса, были набедренные повязки, доспехи или туники. Вельможи щеголяли в одеяниях из мягчайших тканей ярчайших цветов; крестьяне и работники зачастую были без рубашек. У прилавков и возле торговцев толпились покупательницы, хотя женщины редко беседовали с мужчинами в общественных местах. Как и в случае с мужчинами, чем беднее была женщина, тем менее нарядными были ее сари или халат.

Вдоль русла Ямуны были воздвигнуты крутые насыпи. Мы стали спускаться по одной, будто по грани египетской пирамиды; о Египте и пирамидах я уже читала. У самой кромки воды толклись стада скота и сушились вытащенные на берег лодки, носы которых украшали вырезанные из дерева головы змей, слонов, тигров и обезьян. Одна полоска берега не была занята скотом и лодками. Там женщины занимались стиркой, колотя одежду о камни. Вокруг женщин вертелись ватаги ребятишек. Некоторые помогали стирать, другие плескались в воде. Все дети в основном были младше нас, так как наши ровесники трудились на полях или пекли хлеб в Красном форте.

Ладли прямо в сари первой вошла в воду. Фигура у нее была уже совсем не девчоночья, и я с завистью смотрела на четко обозначившиеся изгибы ее тела. Стыдясь своей собственной плоской груди, я, не раздеваясь, ступила в реку, следуя за Ладли, пока не вошла в воду по пояс.

Внезапно мне в ногу вонзились острые когти. Я завизжала, уверенная, что на меня напал крокодил. И не замолчала даже тогда, когда из воды вынырнул Дара. Улыбаясь во весь рот, он невинно поинтересовался:

– Что тебя напугало, сестренка? Наступила на что-то?

Я знала, что могу получить нагоняй за то, что играю с ним, но все равно метнулась к нему, удивив его своим провор ством. Рот у него был открыт, когда мы оба, переплетясь, будто две змеи, ушли под воду. Я крепко его держала, и мы перекатывались по илистому дну, пока он наконец не вырвался из моих рук. Я вынырнула, открыв глаза как раз в тот момент, когда он выплевывал изо рта бурую воду. Теперь уже я засмеялась. Ладли приблизилась к нам и, взяв мою руку, хитро на меня посмотрела. Взгляд Дары, я заметила, задержался на моей подруге.