Но, похоже, в переписке с Лондонским миссионерским обществом мой брат был столь же пугающе немногословен. И едва мне стала очевидна глубина его умалчиваний, я принялась планировать собственную поездку. Шквалом писем мне каким-то образом удалось убедить миссионерское общество: хотя для незамужней женщины путешествие за границу – поступок неординарный, я тем не менее должна отправиться следом за братом. Никогда не считала себя особенно красноречивой, но, должно быть, сумела произвести на них впечатление, поскольку мне оплатили место на «Безмолвном».

И вот я здесь. Сжимаю в ладони забытый братом компас, а сердце мое затягивается тугим узлом под лучами маятникового солнца.

Не тронь питья, не тронь еды

В краю чудесных фейри,

Без соли не вкушай плоды

В краю чудесных фейри,

А то не отведешь беды

В краю чудесных фейри.

А коли хочешь мирно спать

В краю чудесных фейри,

А коли хочешь не рыдать

В краю чудесных фейри,

Ты соль скорей сгреби в щепоть

И над едой тряхни,

А следом повторяй: «Господь,

Мне душу сохрани».

Стихи из сборника Дж. Ритсона[6] «Народные сказки и песни», ныне переизданном с двумя диссертациями – о пигмеях и о фейри

Всякое приношение твое хлебное соли солью и не оставляй жертвы твоей без соли завета Бога твоего: при всяком приношении твоем приноси соль.

Левит 2:13

Когда я проснулась, за окном был мутное зарево, ознаменовавшее приход сумерек. У двери обнаружился уставленный едой поднос и записка, которая сообщала, что меня хотели позвать к ужину, но застали спящей. Буквы окрасили мне пальцы черным. Прищурившись, я разглядела, что слова не написаны, а выжжены на пергаменте.

Густой аромат тушенного с можжевеловыми ягодами зайца напомнил мне о том, как сильно я проголодалась. Над медным горшочком все еще поднимался пар, а сам он на ощупь был почти обжигающим. Кучку обжаренной спаржи окружали чуть подгоревшие грибы. В корзинке лежала половина хрустящей буханки. Я принюхалась к маленькому кувшинчику и поняла, что тот наполнен кровью. Вероятно, заячьей. Ею следовало полить тушеное мясо, хотя обычно ее добавляли до того, как подать блюда, а никак не после.

На подносе возвышалась солонка, но я отыскала на дне саквояжа собственную мельницу и намолола соли на край тарелки. Бросив по щепотке на тушеное мясо, грибы, спаржу и, наконец, на хлеб, я сложила ладони и пробормотала: «Аминь».

Кто-то отмахнулся бы от этого, как от суеверия, но соль защищает людей от пищи Фейриленда. Поговаривали, что капитан Кук и его команда – первые британские исследователи, достигшие Аркадии, – погибли именно из-за своих ошибок с солью.

Я добавила в рагу кровь и принялась за еду. Соскучившись за недели, проведенные на «Безмолвном», по такой пище, я не сразу разглядела, что сердцевина грибов имеет странный пурпурный оттенок. И тогда же заметила, что дверца, которая вела в пустоту, отперта. Недовольная собой, я встала и накрепко ее заперла. Мне-то казалось, что я задвинула засов после того, как случайно распахнула эту дверцу.

Тихий стук возвестил о приходе мисс Давенпорт, которая объявила, что мы «просто обязаны» посмотреть с крыши на закат. Сияя озорной улыбкой, она торжествующе звякнула большой связкой ключей.

– О, ваш ужин, – произнесла она, замерев рядом с подносом, на котором высился котелок с недоеденным рагу. Зачарованная ароматом, мисс Давенпорт сделала глубокий вдох. – Вы ведь уже закончили?

Я кивнула.

– Знаю, что забегаю вперед, но позволите мне?

– Если желаете, – нерешительно ответила я. – Я думала, мы торопимся…

– Вы ведь не забыли посолить, верно?

Я снова кивнула, а затем лишь наблюдала, как она проглатывает остатки моего ужина. Мисс Давенпорт едва ли не облизала тарелку, жадными глотками допила подливку и руками сгребла грибы. Остатки рагу собрала кусочком хлеба. А сунув в рот последнюю веточку спаржи, улыбнулась в ответ на испуг на моем лице и изящным жестом поднесла к губам платок.