Всякий раз, когда мы сидели вместе, она упоминала Лаона и при этом держала свое вязанье между нами, точно вуаль. Мисс Давенпорт в совершенстве овладела искусством сыпать словами, лишенными всякого смысла. Мимоходом она рассказывала, как мой брат в свой первый день проявил неосторожность или как он заблудился в синем крыле, но такие подробности не позволяли мне ощутить Лаона целиком. Я продолжала тревожиться о нем и его кратких письмах, и во мне эхом отзывались собственные резкие слова по поводу его решения стать миссионером.

Теперь я не смогла бы объяснить, какие надежды питала, поднимаясь на борт «Безмолвного» в Дувре. Но тогда я и не думала, что буду просто сидеть и ждать за рукодельем и пустыми разговорами в залитой солнцем комнате.

Гимн 47. Тируччираппалли[13] (7-я и 6-я строки повторяются)

От снежных гор Гренландии

До Индии брегов,

От диких чащ туманных

До золотых песков

К нам голоса доносит

Со всех концов земли,

И голоса те просят

Избавить их от тьмы.

В загадочном Эльфане[14],

От взоров, что укрыт

Народ чудной и странный,

Им Божий свет забыт.

О слава! О спасенье!

Весть голоса несут,

Что и в заблудших землях

Известен стал Иисус.

Увы, хоть свежи ветры,

Лист зелен, чуден брег

И все прекрасны земли,

Но мерзок человек.

Напрасно расточает

Господь свои дары,

Язычников прельщают

Кумиры из коры.

Несите ж, ветры, Слово,

Пой песнь Ему, волна,

Быть повсеместной слава

Спасителя должна —

Ведь Тот, кто всех дороже,

За нас на смерть пошел.

Вещайте, и Сын Божий

Вернется на престол».

Из сборника преподобного Джона Сэнфорда «Псалмы, парафразы и гимны, адаптированные для Англиканской церкви»

Было воскресенье, и после недель невнятных богослужений капитана «Безмолвного» я страстно желала вновь услышать проповедь брата. Под размеренностью его голоса всегда пряталась бурная страсть. И хуже того, я уже начала скучать по его немелодичному пению.

Зайдя в обеденный зал, я застала там мистера Бенджамина в воскресном костюме, который отличался от повседневного большой соломенной шляпой, грязным носовым платком в нагрудном кармане и ярким лиловым папоротником на лацкане.

– Доброе утро, мисс Хелстон, – поклонился он, снимая шляпу, – с нетерпением жду вашей сегодняшней проповеди. Мы сегодня пропоем «Иерусалим»? Мне очень нравится этот гимн.

– Прошу прощения?

– Вы ведь выступите с речью? – Его глаза, казалось, стали больше и смотрели на меня с надеждой. – Да?

Я покачала головой, ошеломленная таким предположением.

– Но сестра за брата – это честная сделка, – произнес гном. – А брат так долго отсутствует. Часовня пустует и…

– Как же долго Лаон в отъезде? – Меня охватило беспокойство. – Вы сказали, что он вернется…

– Долго! Целую вечность и один день!

– Что…

– Он скоро вернется. У вас есть вера. Мы все верим, что он вернется, – он глубоко вздохнул. – Всех прихожан так взволновало то, что появились вы. Они решили, что у нас есть Хелстон про запас.

– Всех прихожан? Я полагала, вы – единственный новообращенный.

– Я и есть все. Все значит мы. Мы значит я, – гном принялся жонглировать словами, и его голос угас до едва различимого бормотания. Каламбуры с легкостью приводили мистера Бенджамина в восторг.

– Но я не могу ни проповедовать, ни совершать таинства. Увы, я служу вере не так, как мой брат. Я не священник, – меня тронула очевидная нужда гнома. Я всегда была робким существом, и даже в детстве доверяла Лаону говорить вместо меня, поэтому едва поверила ушам, когда мой собственный голос добавил: – Но я могу помолиться с вами.

Несмотря на мысли о приключениях, я не забыла миссионерской цели брата. Он – вернее, мы – здесь ради того, чтобы обратить даже подобие души, которое есть у фейри, к служению Господу.