Из зелёной палатки раздавался громкий храп гнома. Лежащий на боку, виском на мешке, укрывшись кожаной курточкой, Бернхард тоже немного похрапывал. В кронах дубов щебетали птицы, перепрыгивая с ветки на ветку, а потом и перелетая с дерева на дерево.

Поднималась девушка очень уж аккуратно, дабы не разбудить мужчину-рысь, что ещё крепко спал. Неторопливо, почти крадучись, ступала она по чуть влажной от ещё не подсохшей росы траве, перешла через песчаную дорогу и по небольшому склону спустилась вниз, к воде, подальше от чужих глаз.

Там она немного отдышалась, приходя в себя и перестав нервничать. Почувствовала себя более раскованно, умылась, присев у кромки воды, поправила волосы, глядя на своё отражение, и принялась раздеваться. Юные нежные пальчики ощутили прохладную и далеко не самую приятную температуру озера в данный момент. Но отступать уже было некуда.

Осторожно, стараясь привыкнуть к такой воде, обнажённая девушка ступала по дну, ощупывая его: нет ли острых камней, ракушек или каких-нибудь упавших да застрявших там веточек. Песок здесь был мягким, но прохладным. Он обволакивал частично тонувшие в нём девичьи пальчики, что лишь создавало дискомфорт и вызывало легкую дрожь по телу купальщицы.

Тем не менее, медленно дыша и беря себя в руки, девушка привыкала к воде, зашагивая в озеро уже так, что поблёскивающая и идущая мелкой рябью гладь была ей уже выше колен. В конце концов начинало казаться, что не так-то уж здесь и холодно. Хотя в подобной ситуации прежде она ещё явно никогда не бывала.

– Симпатичная задница, – раздался вдруг с побережья голосок усмехнувшейся Шанти.

– Вы?! Тоже уже проснулись? Не знаю даже, как реагировать, вроде и комплимент, а вроде… – зарделась девушка, шагая поглубже в воду, чтобы скрыть наготу из-под нежеланного взора.

– Душечка, ты же женщина. Естественную красоту надо принимать, ценить и использовать как оружие. Тело – это инструмент, который надо настроить и пускать в ход при возможности, – умывалась цыганка по-кошачьи и проводила шершавым языком по меху серого хвоста. – Виляй бёдрами, строй людям глазки, иногда коси под глупышку, ласково разговаривай и ослепительно улыбайся, – советовала она, раздавая жизненные уроки. – Чего тебя в воду вот понесло спозаранку? Плавать-то хоть умеешь, надеюсь? Я спасать не полезу, я наполовину кошка, если ты не заметила.

– Вам же, вроде, не нравилось это слово… А я хоть и езжу рядом с Берном на лошади, путешествую вместе, но от меня ведь не должно так же дико пахнуть! – с возмущением говорила девушка, окунаясь в прохладные, но залитые утренним солнцем воды.

– Нам надо перераспределиться. У тебя же своя, у него – своя. А потом ещё наш прихрамывающий приятель оклемается. Пока спит, надо ногу ему осмотреть. На лице-то царапины заживут, а что там с ушибом, надо бы глянуть. Я полжизни в огороде всякие травки выращивала… кошачью мяту, в основном, но и лекарственные растения разные, на опушке близ дома собирала… – рассказывала Шанти новоиспечённой подруге.

– А теперь вы просто путешествуете? – поинтересовалась Ассоль, купаясь в озере.

– Скажем так, я очень насиделась там, у себя дома, и рвалась повидать мир. Отправилась с цыганским табором, попутешествовала с ними изрядно, но, видимо, не прижилась. Проснулась однажды, а их уже и след простыл. Уехали без меня. Но я не виню их, многому научилась. Судьбу предсказать? – предложила цыганка. – Могу по руке, по буграм головы, по родинкам на теле, выходи вот на солнце.

– Не надо, пожалуйста… Я боюсь, а вдруг мне не понравится то, что я там услышу? Знать наперёд судьбу… это… как-то неправильно, – прикусывала девчонка нижнюю губу, задумчиво отведя взгляд. – Не хочу знать, что вся затея напрасна, что не смогу спасти отца, например, или погибну в пути… А если узнаю, что всё получится, расслаблюсь и… и ничего не получится в итоге, в общем, я против любого гадания… – потрясла она головой.