Я сделала несколько смелых шагов, терпя пристальные взгляды людей в приёмной. И в основном это мужчины.

На большой дубовой двери никаких табличек и надписей. Отполированная, красивая с древесными разводами, имела красный цвет. Ручка золотая, отполированная до блеска.

Помпезно всё в этом месте.

Я постучала, для приличия, и вошла. За первой дверью оказалась вторая дверь.

Вошла в кабинет, поздоровалась, так и сказала:

— Здравствуйте.

Не стала ждать приглашения, потому что увидела свой стул. Он стоял посередине кабинета, напротив большого стола. Стол тоже оказался дубовый, мощный и красивый. В окна на третьем этаже было видно город. Светило весёлое весеннее солнце и лучами скользило по невероятной столешнице.

Кабинет достаточно большой. Но тёмный, из-за стен и мебели. У окна стояли два дивана, друг напротив друга, между ними маленький чёрный столик. Под ними шикарный ковёр под цвет столешницы.

Шкафы громоздкие, словно древние.

Тяжёлый романский стиль в дизайне интерьера.

Я села на стул. Коленки тряслись, я на них положила ладони. И как-то само собой, когда очень нервничала, всегда так делала, втянула щёки. Отчего лицо моё в такие моменты становилось скулистым, а губы полнее казались. И подняла взгляд на своего работодателя и будущего любовника.

Перестала дышать.

Он теперь не в уродской полосатой вязаной шапочке. На белоснежную рубаху, что светилась на фоне его смуглой кожи, накидывал шикарный серый пиджак. Действительно здоровый, как его директорский стол. Высокий, как его директорское кожаное кресло со спинкой. Иссиня-чёрные волосы, выбриты виски, аккуратная бородка. Глаза чуть раскосые, восточные. И этот невыносимый, прожигающий меня взгляд.

Сказать мне было нечего совершенно, и Бакай Акифович молчал.

Сел за свой стол, открыл ноутбук, кроме того что у него ещё был компьютер. И начал работать.

Первая мысль: он садист.

Столько денег предлагали за работу, чтобы потом на таблетки хватило.

Вторая мысль: меня не возьмут за плохое поведение.

Хорошо, что я до матов на дороге не дошла. Если бы он мне в ответ что-нибудь рявкнул, я б могла послать хорошенько.

Третья мысль: бежать.

И ещё миллион мыслей, потому что сидеть пришлось долго.

Восемь раз заходил Николай Васильевич. Голоса Бакая Акифовича я так и не услышала, говорил только секретарь.

Вот так сидеть было невыносимо. Я аккуратно закинула рукав блузки и посмотрела на свои золотые часики. Сорок минут сидела.

Приходили в кабинет люди. Я внимательно слушала о чём говорят. Они уходили.

Сейчас извиниться перед Бакаем? Глупо было бы извиняться и оправдываться. Как он попался мне на пути, непонятно. Совершенно нелепая ситуация.

2. 2

2 Вы приняты

А вдруг в туалет захочется, а я ещё перед боссом не извинилась?

Николай Васильевич, при следующем посещении кабинета, всунул мне в руки трудовой договор.

Хоть какое-то движение. Взяла договор и стала его изучать. Проституция у нас не легализована, поэтому об интим-услугах речи не шло.

Как они грамотно оформили договор! Всё в соответствии с трудовым кодексом. Моя задержка на работе оформлена как ненормативное рабочее время. Ничего такого в этом договоре не было, что бы меня поразило или удивило. Суммы поставлены две: одна за рабочее время, другая за сверх норму, оплачивалась отдельно от суммы зарплаты. Я куда-то «поехала», голова даже немного закружилась.

Это совершенно не те деньги, которые предлагали в объявлении. Больше, круче!

В кабинете царила кладбищенская тишина, я почувствовала на себе тяжёлый взгляд начальника.

Бакай Акифович больше не печатал, а смотрел на меня пристально, внимательно меня изучал, откинувшись на спинку своего высокого кресла. Крутил в пальцах золотую ручку. И появилась ухмылка на широких губах.