– Понятно, – выдавил мужчина, поняв, что он всего лишь инструмент воли Корпорации, который используется для усиления влияния.
– Надеюсь, ты не расстроился, что тебе придётся исполнять роль вестника наших идей, а не воли народных масс. – Словно цитируя последние слова, произнёс Матвей.
– Это было понятно с самого начала, что мне отведена роль депутата пол неволе, – Бесстрастно начал Эрнест и тут же задал вопрос. – Но почему Корпорации стремятся к полному контролю?
– Разве ты не понимаешь? – Смутился друг. – Это условие выживания в мире, который пережил и кризисы и войны. Только полный контроль и условная договорённость может выступать гарантом мира.
– Но разве это не ведёт к ущемлению прав, – парировал Эрнест.
– Ты знаешь эту историю не хуже меня. Все денежные и ресурсные потоки повязаны на Компаниях. Разруби их сегодня и страна развалится и вернётся к хаосу. Все это понимают. Как и сектанты свободы, так и политики, которые собирали нашу страну, но допустили существенный просчёт, когда начали строить мир на столпах свободы, ибо этой же свободой и вымощили себе дорогу к власти Корпорации, ну и Культа Конституции.
– Понятно. – Без эмоций кинул мужчина.
– Поверь мне, мой друг, – с бравадой уже продолжает Матвей. – То, что ты здесь увидел, это лишь малая толика того, что тебе предстоит испытать там.
– Я понимаю.
– Не думаю. Приготовь свой разум к тому, что тебе придётся увидеть на улицах толпы больных и опьянённых свободой людей, которые тебя любыми способами попытаются обратить в свою «веру». Приготовься разумом, ибо то, что ты там увидишь, перевернёт твоё сознание.
– У меня забрали сына, потому что я его воспитывал в духе старой морали. – С грустью заговорил Эрнест и мрачно заключил. – Меня уже ничем не удивишь.
– Ты уверен? – С лёгкой усмешкой спросил друг. – Поверь, когда ты вчитаешься в законы по правам андройдов, или возьмёшь в руки Зоо (Зверинный) Кодекс, то ты поймёшь, что такое – безумие. Ну а если ты доберёшься до Принципов Защиты Ребёнка от Тирании и Влияния Родителей, то ты, наконец, осознаешь, что Корпорации со всей их переделкой мира, лишь добрые наблюдатели, решившие в этом сумасшествии заработать.
– Ну а как же их свобода? – С сарказмом, не знаю почему, вопросил Эрнест.
– Свобода, говоришь… «Всякие права и свободы являются священным для граждан Либеральной Капиталистической Республике, и подлежат яростной защите и истреблении всяких врагов свободы, если этот враг – она сама». – Процитировал Матвей один из текстов Культа Конституции.
– Это же двоемыслие. – Смущённо бросил новый депутат.
– Ты должен понять, мой друг, сегодня у того власть, кто правильно понимает слово «свобода» и кто владеет исключительным правом на монополию его трактовки. И у того, кто есть эта привилегия, при всей демократичности общества, является его незримым пастухом и даже либеральным диктатором, наделённым неограниченными полномочиями в отношении тех, кто неправильно понимает слово «свобода». И вся прелесть в том, что общество само наделяет их таким правом.
– Но разве такое возможно? Это же больше похоже на…
– Ахинею, – закончил за другом Матвей и продолжил. – Я понимаю тебя, но посмотри на Культ Конституции.
– А что с ним?
– Ох, и в правду, я забыл, что ты живёшь на отшибе.
Эрнест готов был воспринять эту реплику, как за издевательство, ибо его друг прекрасно знал, что ему нельзя никуда выезжать, и он работал как проклятый на этом «узле», в поистине адских условиях, но смягчился, простив своему другу эту оплошность, продолжая его слушать.
– Культ Конституции это единственная организация, а точнее – секта, которая способна на равных разговаривать с Корпорациями. Именно этот Культ, преисполненный ревностной верой в то, что и написал, подчинив себе всех больных либерализмом на голову, неусыпно следит за тем, чтобы повсюду поддерживался уровень свободы.