Она открыла две бутылки «Поланд спринг», и они выпили. Бренда взглянула на него грустными любопытными глазами:

– Джулия сказала мне, что вам нужен ключ от здания муниципалитета. Я понимаю, зачем он вам нужен. Я также понимаю, почему вы не хотите, чтобы об этом узнал Джим Ренни…

– Возможно, его придется поставить в известность. Ситуация изменилась. Видите ли…

Она подняла руку и покачала головой. Барби замолчал.

– Прежде чем вы мне это скажете, я хочу знать, что у вас произошло с Младшим и его дружками.

– Мэм, разве ваш муж…

– Гови редко говорил о своих делах, но об этом происшествии рассказал. Думаю, его случившееся встревожило. Я хочу услышать, совпадет ли ваша история с рассказом Гови. Если да, мы поговорим и обо всем остальном. Если нет, я предложу вам уйти, хотя, возможно, бутылку с водой вы сможете унести с собой.

Барби указал на маленькую красную пристройку у левого угла дома:

– Это ваш генератор?

– Да.

– Если, рассказывая, я буду менять баллон, вы меня услышите?

– Да.

– И вы хотите знать все, так?

– Да, конечно. И если вы еще раз назовете меня «мэм», я огрею вас бутылкой.

Дверь в каморку с генератором удерживалась на месте сверкающим латунным крючком. Мужчина, который жил здесь до вчерашнего дня, поддерживал на участке идеальный порядок… хотя с пропаном опростоволосился. Барби решил, что на следующий день попытается раздобыть Бренде несколько баллонов пропана, как бы ни закончился этот разговор.

А тем временем, обратился он к себе, расскажи ей все, что она хочет знать о том вечере. Рассказывать Барби было легче, повернувшись к Бренде спиной. Не очень-то хотелось признаваться в причине случившегося: Энджи Маккейн решила, что с ним можно перепихнуться, как и с любым другим.

Правила «солнышка»[68], напомнил он себе и начал.

Самые яркие воспоминания, оставшиеся у него от прошлого лета, – песня Джеймса Макмертри, которая, похоже, звучала на всех углах. «Разговор на “Тексако”», так она называлась. Строка, которую он запомнил лучше всего: «Мы все должны знать наше место». После того как Энджи стала прислоняться к нему вплотную, когда он готовил, или прижималась грудью к его руке, если тянулась к чему-то уже приготовленному, эта строчка постоянно приходила на ум. Он знал, кто ее дружок, и он знал, что Френки Дилессепс – часть властной структуры города, хотя бы благодаря дружбе с сыном Большого Джима Ренни. Дейл Барбара, с другой стороны, мало чем отличался от бродяги. В заведенном порядке места ему просто не было.

Как-то вечером она провела рукой по его бедру, ухватила за промежность и чуть сжала. Он отреагировал, и по ее злорадной улыбке понял, что реакция не осталась незамеченной.

– Ты можешь сделать то же самое. Если хочешь. – Они стояли на кухне, и она приподняла подол юбки, короткой юбки, давая ему возможность взглянуть на розовые, с оборочками, трусики. – Тебе и мне приятно.

– Я пас, – ответил Барби, и она показала ему язык.

Такое случалось с ним на кухнях пяти или шести ресторанов, и он иной раз даже подыгрывал. Обычно это говорило лишь о том, что молодая девушка решила пофлиртовать с более старшим и довольно-таки симпатичным парнем, работавшим вместе с ней. Но потом Энджи и Френки разбежались, и как-то вечером, уже после закрытия, когда Барби выливал помои в бак, она перешла к более активным действиям.

Он отвернулся от мусорного бака, и Энджи обхватила его руками за шею и поцеловала. Поначалу Барби ответил на поцелуй. Она опустила одну руку, чтобы взять его руку и положить себе на грудь. Это отрезвило Барби. Грудь была хорошая, юная и упругая, но могла навлечь на него беду. Энджи могла навлечь на него беду. Он попытался отстраниться, но она вцепилась в него (ногти уже впивались в шею) и попыталась прижаться к нему бедрами. Тут Барби ее оттолкнул, может, чуть сильнее, чем собирался. Энджи отбросило на мусорный бак. Она зло посмотрела на него, коснулась джинсов на заднице, злости во взгляде прибавилось.