Сэмми обогнала нескольких подростков на велосипедах и вновь задалась вопросом: сколько пройдет времени, прежде чем на них пересядут все? Да только до этого бы не дошло. Кто-то обязательно что-нибудь придумает, как в любом из фильмов-катастроф, которые она, обкурившись, обожала смотреть по телевизору: вулканы, извергающие лаву в Лос-Анджелесе, зомби в Нью-Йорке. И, когда все вернется на круги своя, Френки и Картер Тибодо станут теми же, что и прежде: лузерами из маленького городка, в карманах которых пусто или звякает мелочишка. А пока ей лучше не высовываться.

И Сэмми полагала, что поступила правильно, ничего не сказав о Доди.

Расти слушал торопливое пиканье монитора давления крови и понимал, что они теряют мальчика. Собственно, они теряли его с того момента, как привезли на «скорой» в больницу – черт, с того момента, как пуля рикошетом отлетела от Купола, – но пиканье монитора превратило правду в газетный заголовок. Рори следовало бы вертолетом доставить в первоклассную, оборудованную всем необходимым больницу оттуда, где он получил ранение. Вместо этого его привезли в операционную, где никогда не проводили операции на мозге, где было слишком жарко (кондиционеры отключили, чтобы сократить расход пропана), а оперировал мальчика врач, которому давно следовало уйти на пенсию, и ассистировали ему фельдшер, никогда не имевший дела с нейрохирургией, и единственная измученная медсестра, которая как раз подала голос:

– Мерцание желудочков[66], доктор Хаскел.

Сердечный монитор присоединился к монитору кровяного давления. Теперь они пикали хором.

– Я знаю, Джинни, я не труп. – Он помолчал. – То есть не глух. Господи.

Какие-то мгновения доктор и Расти смотрели друг на друга поверх накрытого простыней мальчика. Ясные, понимающие, что к чему, глаза Хаскела разительно отличались от глаз вооруженного стетоскопом человека, который обычно бледной тенью бродил по коридорам и палатам «Кэтрин Рассел». Но он все равно выглядел таким старым и хрупким.

– Мы пытались, – успокаивал его Расти.

Честно говоря, Хаскел не просто пытался; он напомнил Расти один из спортивных романов, которые ему так нравились в юности: стареющий питчер выходит из разминочной зоны, чтобы еще раз ухватить за хвост удачу в седьмой игре «Мировой серии». Но Расти и Джинни Томлинсон в этом действе годились только на роль зрителей, а старый боевой конь просто не мог рассчитывать на счастливый исход.

Расти начал с вливания солевого раствора, добавил маннитол, чтобы уменьшить отек мозга. Хаскел буквально выбежал из операционной, чтобы сделать анализ крови в лаборатории, расположенной в конце коридора, клинический анализ крови. Сделать это мог только Хаскел: Расти не имел необходимых навыков, а лаборанты отсутствовали. В «Кэтрин Рассел» катастрофически не хватало персонала. Расти подумал, что сын Динсморов станет лишь первым взносом из того счета, который придется оплатить городу за дефицит медиков.

Выяснилось, что крови четвертой группы с отрицательным резусом в их небольших запасах не было вовсе. Зато имелась кровь первой группы, универсального донора, и они использовали четыре дозы цельной крови из располагаемых тринадцати. Пока в мальчика вливалась кровь, Хаскел отправил Джинни в маленькую каморку, которая служила больничной библиотекой. Медсестра вернулась с потрепанной книгой: «Нейрохирургия: Общие сведения».

Хаскел оперировал, положив книгу рядом с собой. Ушная воронка придавливала страницы, чтобы они не переворачивались. Расти подумал, что никогда не забудет визга пилы и запаха костной пыли в неестественно теплом воздухе, а также сгустка желеобразной крови, который вывалился из головы мальчика после того, как Хаскел вытащил костяную пробку.