Это ж надо довести комнату до такого состояния. Руки хозяину мало поотрывать за такое. Поймаю – убью, пообещал себе Гаврилин.

Кстати, о часах. Гаврилин посмотрел на циферблат и понял, что ощущения ему не соврали. Снова час на сон. Восемь утра на дворе.

А вот интересно, громко спросил себя Гаврилин, воду горячую сегодня дают или нет? Лучше бы дали. Гаврилин остановился в коридоре перед зеркалом, оставшемся от прежнего владельца.

Привет, Саша. Отражение промолчало. И правильно, и нечего здороваться с заспанными мужиками, которые в голом виде слоняются по квартире. И отражение, кстати, тоже выглядело неважнецки. Пора стричься. Уже недели две как пора. И бриться. Уже дня два как пора. И мыться.

Вот сейчас если не будет горячей воды, возьму и выкупаюсь под холодным душем. Под ледяным, с угрозой пообещал Гаврилин зеркалу. Отражение снова проигнорировало его, и Гаврилин повернулся к зеркалу спиной. Вот так и сходят с ума. Съезжают.

Вот так вот просто ходит среди людей, в общем-то, как нормальный, а пришел домой, закрыл за собой дверь и через пятнадцать минут уже разговаривает со своим отражением. Или просто сам с собой.

Гаврилин щелкнул выключателем и вошел в ванную. Раньше эта плитка была белого цвета. Она и сейчас белого цвета, поправил себя Гаврилин, если ее отмыть.

Так то если отмыть.

Странно, но вода была в обоих кранах. В кране для горячей – вода отчего-то была горячей. Галлюцинация у вас, батенька, галлюцинация. Совершенно с вами согласен и предлагаю принять душ, пока видение не рассеялось.

Неплохо было бы, конечно, налить полную ванну воды, взять чашку кофе и посидеть часик, наслаждаясь теплом. От таких мыслей глаза снова стали слипаться, и Гаврилин, мстительно припомнив недовольное лицо отражения, смыл с себя мыло, и, прежде чем выйти из-под душа, перекрыл горячую воду.

Мать, мать, мать!.. Гаврилин выдержал секунд десять. Не суетиться, не кричать, теперь повернуть до упора вентиль холодного крана. А после этого тщательно обтереть дрожащее тело сухим полотенцем.

Какая только ерунда ни лезет в голову от недосыпа. А ведь думать нужно не об этой ерунде, а о предстоящей беседе с Самим. Думать тщательно, внимательно перебрать в голове всю информацию, тем более что ее не так уж и много.

Думать, думать и думать. Было бы чем. После ледяной воды голова казалось немного чужой, Гаврилин тщательно растерся махровым полотенцем, потом расчесал мокрые волосы перед зеркалом.

Может действительно – не так страшен черт, как его малюют? Ну, дадут ценные указания, предложат новый фронт работ. Рутина. Что может случиться? С ним вообще ничего не может случиться, а под руководством прозорливого и великого начальства и подавно.

И подавно. Так что волноваться нечего. Абсолютно. Если при этом еще не вспоминать, что всего четыре месяца назад это самое начальство отправляло его на смерть. Собиралось подставить его, если верить… Ладно, о покойниках либо хорошо, либо ничего. Особенно о тех, которые погибли по твоей вине.

Ни хрена. Не по его вине, а вместо него. Просто наступили на ту же мину, которую ставили для Гаврилина. Об этом лучше не думать, но и забывать об этом тоже не стоит.

Тогда, вернувшись с теплого моря, Гаврилин ожидал расспросов, проверок, во всяком случае у него должны были хотя бы спросить, что же случилось с прежним наблюдателем группы Палача. Просто поинтересоваться. Или просто рассказать, что он не вернулся, или поведать, что возвращение Палача в родные пенаты произошло вопреки планам непогрешимого начальства.

Ничего это не было. Совершенно рутинно у него приняли рапорт, в котором он старательно обошел неприятные для себя места. Не нужно начальству знать, что молодой шпион и супермен Гаврилин информирован о том, что его первое задание по мысли этого самого начальства должно было стать и последним.