Познакомилась я еще с одним смиреннейшим мужичком – Димитрием Ивановичем. Ему я нарисовала (с фотографии) портрет его сына, убитого на войне. А в последние дни августа я не разгибаясь писала икону святого мученика Трифона и икону великомученика Димитрия Солунского – Ангела Димитрия Ивановича. Старик заказал мне эту огромную икону для гребневского храма, где она потом и стояла.

Димитрий Иванович был из «гробарей». То были несчастные люди, бежавшие с Украины во время раскулачивания и спасшиеся от тюрьмы. Они сколотили тележки с высокими перилами, похожие на гробы, отчего и получили свое прозвище. В эти телеги они запрягли своих коров, лошадей, сложили в кучу свое имущество, привязали к «гробаркам» скот: овец, свиней, телят. С женами, стариками, детьми пешком дошли они до наших подмосковных лугов, на которых и осели вблизи леса. Из маленьких дощечек, бревнышек, фанерок и жердей «гробари» слепили себе крошечные избушки, покрыли их соломой. Полов в этих домах не было, а просто утоптали глину. Глиной же обмазали стены внутри домов, сложили кирпичные печурки. Постройки обнесли высоким плетнем, прилепили сараюшки для скота, развели кур, гусей и стали жить и славить Бога за то, что Он избавил их от тюрьмы и ссылки. «Гробари» были очень религиозны, я часто видела их в храме, где они выделялись среди прихожан своими национальными костюмами. «В такой тесноте, нищете, а как чисты и нарядны в церкви», – думала я, глядя на них. Приезжая к храму на лошадях, в белых фартуках с пестрыми лентами, их бабы величественно возвышались в своих «гробарках» среди кучи детей и высоких бидонов, в которых они привозили варенец (топленое молоко) и самогонку. Расстелив скатерти на кладбище, «гробари» щедро угощали всех пирогами и блинами, прося поминать их усопших. Все это было для меня так ново и необычно…

Постепенно «гробари» устроились работать на завод, получили квартиры в новых домах и слились с русским населением. Нищенский смрадный поселок снесли, но пример трудолюбия, выносливости и религиозности остался жив в памяти гребневского населения.

Однажды днем, когда я писала маслом икону, ко мне в сторожку вошел толстый неприятный человек. Он жил рядом с храмом, и я уже слышала о нем. То был местный депутат Мотков, представитель советской власти на селе. Мне рассказывали о нем, что в прошедшие годы он принимал участие в арестах местных жителей. Он помогал делать обыск, отбирать лошадей и коров (при коллективизации), «отрезать» землю. В общем, Мотков был грозой всех. Люди боялись его доносов и в глаза льстили ему, выказывали свое уважение, а в душе ненавидели и презирали его.

Войдя в сторожку, Мотков сказал:

– Я пришел проверить, кто живет тут при церкви. Часто при церкви скрываются враги народа.

Я улыбнулась:

– Нет, мы не враги народа. Я – студентка советского института. Вот мой паспорт. А вот это орден Ленина, который на днях сам Калинин вручил моему отцу за научную работу. – И я показала Моткову документ, который папа, как нарочно, оставил мне, когда приезжал.

Мотков все внимательно просмотрел.

– Да, так, – сказал он, – а зачем такое рисуешь? – И он указал на икону.

– Это моя практика, задание на лето, – отвечала я весело.

Мотков переменил тон, подсел ко мне поближе и дружески зашептал, заглядывая мне в лицо:

– Я слышал, ты… это самое… тут ты с Володькой того… Так я тебя предупреждаю… Ты знаешь, кто я?

– Знаю! – ответила я со смехом, отодвигаясь от него.

– Так вот, эта семья Соколовых, они там все – враги народа. Отца и брата Володьки забрали… Ох, было бы у меня ружье, я бы всех перестрелял… Ну вот, я тебя предупредил, ты от них держись подальше…