– А чего ты вообще там стоишь? – удивился наконец старый друг. – Заходи.

Дверь Егору открыла семилетняя Сашенька и очень крупный, добродушный и умный сенбернар по имени Дружбан.

– Здравствуй, Сашенька! – радостно сказал Егор. Он любил детей своего друга, поскольку своих детей, которых тоже можно было бы любить, у него не было. – Здравствуй, Дружбан.

– Здравствуйте, дядя Егор, – сказала Сашенька и отступила в глубь прихожей, давая гостю войти. – Давно вы у нас не были.

– Дела, – лицемерно вздохнул Егор и вошёл.

И тут же на грудь Егору легли тяжёлые лапы, – Дружбан, которого он знал со щенячьего возраста, выражал таким образом свою радость от встречи.

Егор потрепал собаку за ушами, осторожно отстранил, снял туфли и прошёл в комнаты.

Они сидели с хозяином в креслах за низким длинным журнальным столиком в гостиной, лопали вкуснейшие, только что нажаренные Надей котлеты с чёрным хлебом и запивали всё это дело крепким горячим чаем. Владимир Четвертаков, так же, как и Егор Хорунжий, признавал чай только свежезаваренный, очень крепкий и сладкий. Иногда с лимоном. «Из несвежего чая, – объяснял он желающим, – весь полезный микроб уходит».

– Ну, рассказывай, что ли, – не выдержал Володька, когда котлеты были съедены и друзья закурили.

– Ты не поверишь, – предупредил Егор.

– Это уж моя забота… Кстати, отлично выглядишь. Посвежел как-то, помолодел… по-моему, даже поправился. Пить, что ли бросил?

– Да не то, чтобы бросил… – пожал плечами Егор. – Хотя два дня уже не употреблял, это верно.

– Два дня для такого дела и в нашем возрасте маловато, – авторитетно заявил Володька. – Это в двадцать пять двух дней хватало. Даже ещё в тридцать. А теперь неделя нужна, как минимум.

– Смотря сколько времени перед этим пить, – охотно включился в тему Егор. – Ежели, скажем, дня три-четыре, то, пожалуй, действительно недели хватит.

– Сколько времени, – сказал Володька, – и в каком количестве и, разумеется, качестве. Хотя мне уже ничего не помогает – хоть пей, хоть не пей… Старею, видать. Утром гляжу в зеркало и думаю: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!»

– Брось, ты ещё крепкий старик, Розенбом!

– Вот именно, что старик…

Егор внимательно поглядел на друга. На старика Владимир Александрович Четвертаков похож не был. Был он похож на полного сил сорокалетнего мужчину в самом соку, каковым, впрочем, и являлся.

– Хандришь, – заключил Егор. – Сейчас я тебе расскажу свою историю, и ты про всякую хандру, а также сплин, тоску и депрессию забудешь надолго.

И Егор рассказал. С самого начала.

Друг Володька слушал не перебивая. И хотя ироническая усмешка не сходила с его лица на протяжении всего рассказа, по особому блеску тёмно-карих, почти чёрных, глубоко посаженных Володькиных глаз, Егор понял, что история заинтересовала его друга.

– И вот я у тебя, – закончил он и закурил. – Что скажешь?

– Что скажу… – Четвертаков запустил длинные крепкие пальцы в свою жёсткую, уже с заметной проседью чёрную шевелюру, взъерошил волосы, потом снова их пригладил и уставился на Егора пронзительным взглядом. Егор спокойно выдержал атаку.

– Врёшь, – убеждённо заключил Володька. – Причём совершенно не понятно зачем. Заработал денег, отрихтовал и покрасил свой тарантас, лобовое стекло сменил… хвалю. Но врать-то зачем?

Егор улыбнулся.

– Пошли прокатимся? – вкрадчиво предложил он.

– Вот интересно, – задумчиво проговорил Володька. – Что ты будешь делать, если я соглашусь?

– Пошли, пошли, – Егор поднялся с кресла. – Надевай рубашку, штаны и пойдём.

– Штаны на мне уже есть, – гордо сообщил Володька и, подумав, зловеще добавил. – Ну ладно, сам напросился.