Правда, с чего вдруг Эрнеста вступилась в это дело, было неясно. Генри, похоже, заметивший чуть больше Рэдфорда, советовал не тревожиться:

– Может, дело просто в том, что она сейчас очень одинока, Джек. Раз ей приятно общаться с мистером Дойли – это же хорошо? К тому же они с первого дня знакомы…

Хорошего в этом было мало, но альтернатив уже порядком уставший от постоянного надзора за чужой жизнью Джек не видел и потому лишь брезгливо кривился: как же, с самого первого дня… Что ж, может, ей и правда надо развеяться. А ненавистного бывшего офицера можно вышвырнуть с судна и парой месяцев позже.

Однако чем больше Джек наблюдал за ними, тем сильнее сомневался в том, что ему это удастся даже и через полгода. Эдвард и Эрнеста медленно, с опаской притирались друг к другу, ходили кругами, с досадой отмалчивались в ответ на все вопросы окружающих: Дойли иногда срывался и отвечал в тон, Морено просто уходила в трюм и там возилась, проводя ревизию грузов и состояния судна. Но оба они так ни разу и не проговорились кому-то третьему, что им тяжело или неприятно работать вместе; а Джек знал, что рано или поздно все неувязки пройдут и заставить этих двоих отказаться друг от друга станет на порядок сложнее. Он упорно отсылал Эдварда на прежние унизительные работы, но тот, невесть откуда набравшись такой дерзости, выполнял их не только без ропота, но и с вызывающей легкостью. Складывалось даже впечатление, что он нарочно стремится поскорее закончить дела наверху и отправиться вниз, в штурманскую каюту – Рэдфорд бесился в душе, проклиная его и все на свете, но никак не мог отделаться от этой крамольной мысли.

Единственное, что радовало Джека в Эрнесте помимо безупречной службы – это то, что она ухитрилась сразу же поладить с Генри. Та ее угроза, решившая судьбу Дойли, стала единственной: спустя неделю юноша ходил за ней чуть ли не по пятам, обретя, наконец, человека, стабильно снабжавшего его фактами и терминами, присущими повседневной пиратской жизни. Доходило до смешного.

– Значит, простому матросу полагается фиксированная часть добычи – доля. Юнге полагается половина доли, так же? Погодите, а почему же Карлито…

– А это у нас капитан – человек хороший. Так и запомни… Канонир и боцман?

– Старший канонир, боцман и судовой врач – доля с четвертью, штурман и старший помощник – полторы доли, капитан – две… а квартирмейстер?

– Квартирмейстер – четвертую часть всей добычи, но на нее он должен закупить необходимое снаряжение для корабля на следующий рейс. В карман себе кладет только остатки, а иногда самому еще и добавлять приходится – у нас на судне такое в первые годы бывало не раз… Ясно тебе? Повтори.

– Эрнеста, вот зачем ты ему этим забиваешь голову? – возмущался Рэдфорд, и в глазах девушки появлялись редкие искры чуть мрачноватого веселья:

– Джек, лучше не вмешивайся, пока я не начала рассказывать ему о прелестях мателотажа!

– Ма… мате… Как-как вы сказали? – вмешался любопытный Генри, и Эрнеста, поглядывая на несколько смутившегося Рэдфорда, принялась объяснять:

– Мателотаж – это когда два пирата клянутся всегда заботиться друг о друге, вместе ходить в море, делить все нажитое пополам. А в случае смерти одного из них другой должен взять на себя опеку над его семьей.

– Похоже… Немного похоже на брачную клятву, – пробормотал Генри после непродолжительного молчания; щеки его заметно порозовели. Эрнеста внезапно начала смеяться, а Рэдфорд, сердито косясь на нее, буркнул:

– Нисколько. Мателотаж означает братство пиратов и совместное предприятие, а не семейные узы.

– Ага, замечательное братство. Редко где такое встретишь, – весело продолжила рассказывать Эрнеста. – Еще мателоты обмениваются кольцами, когда дают ее, как правило, делят один гамак на двоих…