– Я делала перерыв, – отбиваю холодно и сдержанно.

Поджилки трясутся, на самом деле. Столько лет прошло, а меня все так же пронизывает страх в его присутствии. И тесное замкнутое пространство мое состояние лишь усугубляет. Но держаться я намерена до последнего. Я уже не та влюбленная дурочка, негодующая над предательством. Я влюбленная в другого дурочка, негодующая совершенно над другим.

– Пока мы встречались? – Терехов подходит ближе, проваливаясь бедром к узкому столу под зеркалом.

Всего шаг до меня. Он может вытянуть руку и дотронуться, если захочет. Он может сделать со мной все: моих криков не услышат из зала, а охраны для меня, разумеется, никто не поставил. Но мне, вопреки собственным ожиданиям, становится не страшно, а смешно. Я прыскаю, в его глазах вспыхивает огонь злобы.

– Я сказал что-то забавное? – цедит глухо.

– Вообще-то, да, – веду плечом, но улыбка медленно сползает с моего лица.

– Интересно послушать, малышка.

Когда-то это обращение он шептал мне на ухо, с дрожью и восхищением, теперь же оно звучит насмешливо. Или именно так, как звучало всегда, в реале, а не через призму моих чувств.

– В пятнадцать я лишилась родителей, получила ряд переломов конечностей, прикованную к постели бабушку и младшего брата в фактическую опеку. Кушать мне нравится больше, чем танцевать, – перечисляю несколько апатично, с не без ехидства наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. Вот теперь он действительно удивлен.

– Не знал, – отбивает не то, чтоб довольно.

– Именно это и смешно.

– Претензия? – скрипит зубами. – Мило, Вер. А главное, своевременно.

– Да нет же, Кость, – тепло улыбаюсь, и сама касаюсь его руки. Не знаю зачем. Наверное, вдруг показалось, что его может это задеть. А мне действительно хочется его задеть. – Забавно то, что ты четыре месяца умудрялся увлекать меня разговорами ни о чем, а я считала это настоящими отношениями. Не бери в голову, все это глупости. Ситуация, в которой я с тобой оказалась, следствие моей исключительной наивности, я переросла ее. Так что ты хотел?

– Я тебе не верил, – произносит отрешенно. Взгляд устремлен куда-то в стену, играет желваками, злится, но продолжает говорить. – Я так сильно сходил по тебе с ума, что не верил в искренность твоих ответных чувств. Я не хотел знать твою историю, не хотел утопать еще глубже, слюнтяем выглядеть. Мозги от тебя в кашу, а убежденность, что ты со мной только ради бабок, лишь усиливается.

– Что за… – бормочу оторопело.

– Не перебивай, – осаживает тем же тоном, что и говорил. – Я параноик, Вер. Всегда таким был. И хотел доказать самому себе, что прав. Что ты обычная шлюха, которая готова на любые забавы, лишь бы остаться у кормушки. И доказал обратное, – Терехов возвращается взглядом ко мне и приподнимает уголки губ в печальной улыбке. – Но ты поступила правильно. Не подожги твои дружки мой склад, – на этих словах меня бросает в жар и вместе с этим словно земля под ногами разверзается, – я бы так и таскался за тобой, не приняв отказа. Так и не понял бы, как сильно обидел. Сколько боли и разочарования в тебе. Сколько страха и ненависти.

Сердце колотится так быстро, что кажется, еще чуть-чуть и попросту лопнет от тотальных перегрузок. Он знал! Все это время знал, но даже слова не сказал, не говоря уже о том, чтобы отомстить. А ведь он мог… неужели все, что он сейчас говорит – правда? И наши отношения, которые были похожи на сказку, завершились таким мучительным образом только из-за его навязчивой идеи?

– Ты была бесподобна сегодня, малышка. Мое сердце снова бьется.

Он мягко берет мою руку в свою, подносит к лицу и целует тыльную сторону ладони, глядя прямо в глаза. В мои полные слез глаза. Опускает, сжимает, отпускает.