Никитин очень сдержанно изложил свою точку зрения. Горбунов выслушал его, задумался и сказал после паузы:

– Какой моральной силой должна обладать женщина, чтобы написать такое письмо! Ведь она его любит, там так и написано.

– Знаю, – согласился Никитин. – В этом нет никаких противоречий. Мария борется не против мужа, а за мужа. И вот увидите, Роман Тимофеевич, он это поймет. Никаких конфликтов между ними не будет.

– Возможно. Поскорее заканчивайте вашу проверку Вербова, и мы займемся этим вопросом. И вообще, Степан Федорович, приходите. Помните, что бдительность – это оружие всего нашего народа, а вы только солдат его небольшого вооруженного отряда, – закончил Горбунов.

Никитин сердечно простился с Горбуновым и, выйдя из горкома партии, прошел на главную улицу – перед сном он всегда гулял, это вошло в привычку. К тому же встреча с секретарем горкома произвела на него сильное впечатление, хотелось мысленно вернуться к этому интересному разговору и продумать дальнейшие шаги.

Тротуар для пешеходов был огорожен, его заново покрывали асфальтом, но главная магистраль – здесь проходила автострада Москва – Симферополь – была просторна, а по обочинам стройным рядом тянулись молодые тополя.

Никитин медленно направился вдоль обочины автострады. Он шел и, увлеченный своими мыслями, не заметил, как столкнулся с счетоводом-инкассатором.

– Гуляете, Степан Федорович? – улыбаясь, спросил старик. Он был без шляпы, легкий ветерок лениво шевелил живописную копну его волос. Пиджак он держал сложенным на одной руке, а в другой у него был «фэдик» в потемневшем кожаном футляре.

– Гуляю, – охотно ответил Никитин и добавил: – Хотите составить компанию?

– С удовольствием.

Они пошли рядом, обходя молодые деревца каждый со своей стороны. Шли молча. Углубленный в свои мысли Никитин забыл было о своем попутчике, как вдруг почувствовал, что он один, обернулся и увидел Гуляева, остановившегося подле сломанного молодого деревца.

– Подержите мою камеру, – сказал старик, подавая подошедшему Никитину «фэдик».

Положив пиджак прямо на траву, Гуляев разорвал свой носовой платок, подобрал пару сухих веток, наложил их, точно лубки, на сломанный ствол и туго перевязал деревцо. У Гуляева были умелые, ловкие руки, он перевязывал деревцо и по-стариковски ворчал:

– Когда десять лет тому назад я приехал сюда, город был неприветливый, мрачный, под стать моему горю, а теперь… Поднялись новые, светлые дома, дороги оделись в асфальт, на площадях клумбы цветов, молодые тополя на улицах. Мне жалко это деревцо, как близкого человека.

Гуляев поднял свой пиджак, взял у Никитина «фэдик», и они направились вперед, вдоль обочины автострады.

Старик разошелся. Он говорил о городе и гражданском долге, о чистоте и целеустремленности нового человека, о творческой, созидательной направленности наших дней.

– Сергей Иванович, а у меня к вам есть просьба, – неожиданно сказал Никитин.

– Пожалуйста! Чем могу?

– Напрашиваюсь к вам в ученики по фотографии. Есть у меня хорошая камера «Киев», а снимаю я плохо…

– Так ведь и я, знаете… – пробовал возразить Гуляев.

– Ну, вашу работу я видел! Мне Шабров показывал – высший класс!!

– Что ж, давайте завтра, в парке, а? – предложил Гуляев.

– Согласен! Вот увидите, я ученик старательный. Когда встретимся и где? – спросил Никитин.

– Часов в десять, у фонтана.

– Договорились! – сказал Никитин и протянул руку. Простившись, они разошлись в разные стороны.

В воскресенье, как было условлено, в десять часов утра Гуляев и Никитин встретились в парке, у фонтана.

Когда-то здесь была заброшенная барская усадьба, а сейчас раскинулся большой тенистый парк. Аллеи парка, окаймленные подстриженными кустами жимолости, спускались террасами к реке. Вдоль аллеи двумя рядами росли старые тенистые липы, они чередовались с кленом и ландышевыми веточками электрических фонарей.