– Почему?

– Иногда она сочиняет всякие истории, так что трудно понять, говорит она правду или врет. Ничего серьезного, но все же мне пришлось это пресечь, потому что она пудрила мне мозги. Это могло стать плохой привычкой.

– А что с другими людьми? Она рассказывает о школе, о своих друзьях, учителях?

– Да. Ей нравится ходить в школу. Иногда она ссорится с подругами, но это нормально для ее возраста. С учителями у нее хорошие отношения. Хотя она считает, что учительница по английскому слишком строгая.

Энджи перевела взгляд на наклейки с «Тейк Зет» [1]на письменном столе. Разве Джоанна не слишком молода, чтобы быть их фанатом, ведь они были популярными в девяностых? Может, это не ее стол?

– А Мария не рассказывала о каких-то новых людях, которые недавно появились в ее жизни? О ком-то, кто преследовал ее или, наоборот, пытался подружиться?

– Вы намекаете на педофила или что-то в этом роде?

– Я просто хочу рассмотреть дело со всех сторон.

Джоанна покачала головой.

– Ничего подобного. Думаю, она бы рассказала мне о таком, потому что она обычно все время болтает, когда я ее забираю.

Будто она торопится поделиться всем, что с ней случилось за день. Так что нет, не думаю, что она встретила кого-то, кто пытался познакомиться с ней на улице.

– А тут?

– Тут?

– Да. Никто из ваших соседей не разговаривал с ней, не интересовался ею?

– Точно нет.

– Хорошо. Я попрошу вас составить список всех тех людей, о которых она говорила, независимо от обстоятельств и того, хорошее она рассказывала или плохое. Это нужно, чтобы понять, кто был в ее окружении. Мы должны опросить всех.

– Вряд ли список получится длинным, – сказала Джоанна, приподняв бровь. – В основном это ее одноклассники.

– Просто запишите всех. Всех, кого вспомните. Можете рассказать о ней еще что-то?

Джоанна снова расплакалась, и Энджи немного помолчала. Нашла в сумочке упаковку бумажных платков, протянула ее девушке и повторила вопрос.

– Она любит животных. У нее есть Зенна, вы знаете, их собака. Она довольно много говорит о ней. Она хочет завести еще собак и кошку, когда переедет в свой дом. – Девушка слабо улыбнулась. – Как будто это вот-вот случится. Мы часто гуляли по дорожкам в кампусе, потому что она хотела увидеть белку. Хотя она и жила тут всю свою жизнь, природа будто не устает удивлять ее. У нее в голове только звери, звери, звери.

Джоанна скривилась и опустила взгляд на свои руки с короткими слоящимися ногтями.

– Давайте вернемся к ее историям, – сказала Энджи. – Вы верили тому, что Мария рассказывала о том, как прошел ее день? Могла ли она что-то выдумать, чтобы привлечь к себе внимание?

Девушка ответила не сразу. Она провела рукой по черным волосам и поковыряла ранку на щеке, прежде чем нехотя ответила:

– Признаюсь, иногда я не была уверена. Не хочу сказать ничего плохого. Мария не из тех, кто постоянно лжет, чтобы выйти сухой из воды. Скорее, у нее слишком буйная фантазия.

– Значит, она не врунья?

– Нет, это плохое слово, ее так нельзя назвать.

– А вы хорошо знали ее родителей, Асгера и Метте?

Джоанна обхватила себя руками.

– Да, потому что иногда я сидела с обоими детьми у них дома и мне разрешали одолжить кое-что из их компьютерной техники для моих заданий. У них есть цветной принтер и сканер. Если я была у них во время ужина, меня приглашали поужинать с ними. Они были очень гостеприимными в этом смысле.

– И какое у вас сложилось мнение о них?

– Ничего особенного. Они были приятными людьми. Отец был немного старомодным, но вполне вежливым. Мне нравилась мать, Метте. Она была довольно крута.

– В каком смысле?

– Умная, всегда готова помочь. Она научила детей многому. Рассказывала им об Аляске и ее природе. Об обычаях коренного населения, и как выжить в суровых условиях. Я это знаю, потому что Мария часто мне это пересказывала. Метте была одной из тех, для кого Аляска стала второй родиной. И мне это нравилось.