— Ловкий у тебя язык, — шепчет Александра и, коснувшись меня носом, по-кошачьи облизывает мне губы. — Но не рассчитывай, что я приглашу тебя к себе.
В другой раз я бы усмехнулся, но сейчас даже мышцы лица окаменели, сделав меня олицетворением стояка. Грёбаная гейша.
Я отпускаю её задницу, которую всё это время машинально сжимал в ладонях, и отступаю назад. Хрень это всё. Я с пьяными девками дел не имею.
Тяжело дыша, Александра одёргивает платье, призывно обводит губы языком и отрывается от стены. Берётся за дверную ручку и бросает из-за плеча:
— Я говорила, что пять лет занималась стрип-дэнсом?
Член начинает ломить так, что рука тянется открыть молнию, чтобы дать ему вывалиться. Нет, блядь, ты полвечера трещала только про баскетбол, а про это и словом не обмолвилась.
— Спать иди, — рявкаю я и разворачиваюсь к своему номеру. Уйти, уйти отсюда, на хрен. Не дать ей быть сверху.
И до того, как хлопок двери отрежет меня от коридорного помешательства, в ухо АСМР-стрелой вонзается фраза.
— А я бы разрешила тебе войти.
Я стискиваю зубы и для верности несколько раз поворачиваю замок, после чего ещё двадцать минут торчу в ледяном душе, чтобы справиться с непроходящим стояком. Чёртова сучка.
— Кажется, в пятнадцать минут я уложилась, — весёлый голос Александры, раздавшийся сверху, отвлекает меня от воспоминаний и ноющей боли в паху.
Обдав меня ароматом кокосового геля для душа и шлейфом свежего парфюма, она плюхается на стул напротив.
— Ох уж это страшное слово «эконом-класс», — саркастично замечаю я и подзываю официанта.
— Мне сэндвич с ростбифом, апельсиновый сок, чёрный кофе и… десерт Анна Павлова, — заметив мой взгляд, вчерашняя роковая пьяница корчит виноватую гримасу и пожимает плечами: — Очень проголодалась.
— Я слышу бульканье у тебя во рту, поэтому верю.
Я внимательно оглядываю её, ища признаки того, что амнезия отступила, и она вспомнит, с какой жадностью обсасывала мой язык. С её хреновыми актёрскими способностями она бы точно себя выдала, а она не выдаёт. Смотрит прямо и как ни в чём не бывало скалит зубы. Памяти, блядь, как у комара.
— Можно вопрос, Кирилл Алексеевич?
Я настораживаюсь, но киваю.
— Вы очень молоды и тем не менее уже владеете собственной империей. Чему вы обязаны своим успехом?
Где-то этот дебильный вопрос я уже слышал.
— Ты знаешь, сколько мне лет?
— Двадцать семь? — предполагает моя ассистентка, которая должна знать обо мне всё.
— Мне двадцать восемь, и у меня в собственности трёхэтажный офис в центре Москвы, а ещё я возглавляю крупнейший столичный холдинг. Я бы мог наплести тебе, что я очень хорошо разбираюсь в людях, рассказать о природном чутье и решениях, основанных на фактах и логике, но всё это будет полной хренью, ибо с нуля такой бизнес не построишь. Изначально компания, которую я возглавляю, принадлежала моему старшему брату.
— А где сейчас ваш старший брат? Отдыхает от дел, попивая коктейли на Бали?
— Он умер.
Я жалею о сказанном сразу же, потому что Александра начинает растерянно хлопать глазами, а потом неожиданно тянет ко мне ладонь, кладет её на мою кисть и осторожно гладит, словно новорождённого котёнка.
— Мне очень жаль.
Я опускаю взгляд на её руку и смотрю до тех пор, пока она её не отдёргивает. Так-то лучше. Несчастный случай, произошедший с Владом, ни для кого не секрет, и просто удивительно, что она об этом не знает. Если в мире существует премия за самый бездарный шпионаж, то квартира Александры должна быть забита её статуэтками. Может, её по блату взяли? Никак не сойдётся у меня в голове картина мажорки на побегушках.