– Понравится обязательно. – Я подзываю жестом консультанта и указываю пальцем. – А можно вот этот посмотреть?

– Листочки? – скептически уточняет Матвей. Нависает, разглядывая, давит своей энергетикой.

– Да. Называется «этно-стиль», и он всегда в моде. Аккуратный листок на тонкой цепочке. Я бы такое носила на повседневку и с любой одеждой. Самобытно, оригинально. А на выход нужны бриллианты, Матвей.

– На бриллианты моей, пусть даже повышенной, стипухи пока не хватает, – отшучивается он. Веселится. Подкалывает. – А не простовато?

– Я люблю простоту и минимализм. Элегантно. – Потом спохватываюсь: – Думаю, твоя подруга тоже оценит.

Матвей глубоко задумывается. Между бровями проявляется морщинка. Его очерченные скулы напрягаются. Сомневается.

– Отличный выбор. Примерите? – предлагает консультант с энтузиазмом. – Некоторые украшения нужно смотреть именно на коже. Совсем другое впечатление, нежели на витрине.

Матвей медлит. Смотрит на часы, на кулон. Пожимает плечами. Я слышу его низкий голос над своим ухом:

– Думаю, можно.

Оборачиваюсь.

– Твоя подруга не ревнивая?

– Она мне доверяет.

Мы быстро выбираем тонкую цепочку, консультант нанизывает кулон. Передает ее Матвею, тот смотрит на меня выжидающе.

Ладно. Окей. Мы сделаем это.

Поворачиваюсь спиной и приподнимаю волосы.

Сердце колотится быстро-быстро, оно почти шумит, мне дурно. Надеюсь, Матвей не заметит, что волоски на шее стоят дыбом. А если заметит – пусть подумает, будто это от холода. Боже, я умру на месте, если он поймет, как сильно я нервничаю.

Кроме Матвея, никто не притрагивался ко мне вот так же. А он не делал этого более двух месяцев. Я распрямляю плечи.

Его дыхание касается моего затылка. А горячие пальцы – чувствительной кожи.

Остаток дня я на крыльях летаю. Энергия бьет ключом – столько дел успеваю переделать, что сама не нарадуюсь. Платье, правда, так и не купила, но это ладно: время еще есть.

Ничего особенного не произошло, но короткая встреча в торговом центре, после которой мы с Матвеем неуклюже попрощались и разошлись в разные стороны, – взбудоражила.

Я мысли свои даже и не пытаюсь упорядочивать, пусть хаотично бегают. Какую поймаю за хвост, ту и думаю. Надежда, обида, радость, гнев… всё смешалось и запуталось. У любви много оттенков и привкусов, эта ядовитая субстанция живет своей жизнью.

Телефон периодически проверяю, хотя знаю: Матвей не позвонит. Он не звонил полтора месяца, с той страшной ссоры ночью у парковки травматологии.

И бегать за мной больше не станет.

Четкое и ясное понимание этого однажды стало открытием, я очень долго вокруг него кружила, продиралась на ощупь, ничего кроме своей боли не чувствуя. А потом, когда осознала, картинка сложилась и стала предельно понятной.

Мы разошлись навсегда.

И если помиримся, то все будет иначе. И я не представляю – как это с ним, когда иначе.

Не помнила себя фантазеркой ранее, сейчас же часами могу, забившись в угол какой-нибудь и закрыв глаза, в голове прокручивать наши с Матвеем общие моменты. Вспоминать и будто бы вновь испытывать то, что я тогда испытывала. Чувствовать то, что чувствовала. Снова и снова, как наркоманка на игле. По кругу. Раньше черпала эмоции и вдохновение в книгах, больше они мне не требуются.

Я как раз в мыслях своих на «Черри» ночью к травматологии подъезжаю и, выпрыгнув из машины, вместо того чтобы начать орать, несусь к Матвею и обнимаю его руками и ногами, когда дверь открывается.

Мама заглядывает в комнату и говорит радостно:

– Юля, пойдем ужинать? У нас все готово.

Счастливая-счастливая!

– Да, мам, сейчас. – Я присаживаюсь и тоже улыбаюсь.