Сильван залез на кабину машины, откуда ему было удобнее крепить к ногам рамы с подошвами, а затем и сами огромные пружинистые ходули. Закончив это дело, он без труда и с видимой лёгкостью спрыгнул на асфальт и пробежался несколько раз вокруг грузовичка.

– Я готов! – бодро крикнул он своему компаньону. – А ты?

Эрнст стоял возле машины, не переставая удивляться скорости, которую выжимал из своих ходуль инженер.

Улыбнувшись, он махнул ему рукой:

– Я тоже, шеф!

– Я рассчитываю на тебя, приятель, не подведи, – бросил напоследок Сильван и устремился навстречу толпе зомби.

Он скакал на огромных изогнутых ходулях, развивая бешеную скорость и напоминая издали гигантского комара-балерину, вспархивающего над тёмным полотном шоссе.

Несколько минут Эрнст, как заворожённый наблюдал за этим стремительным бегом, больше напоминающим полёт какого-то причудливого насекомого, как вдруг спохватился, вспомнив о своей первостепенной цели. Он прыгнул обратно в машину и дал газ, направив грузовичок прямиком в лес. Эрнст выжимал из мотора максимум доступных лошадей, и грузовик успешно справлялся с ухабами и толстым слоем песка на петляющем просёлке, так что довольно быстро он вернулся к ветхому домишке в лесу.

Эрнст взял ключ, оставленный хозяином на приборной панели, и направился к дому, чтобы напиться, так как его уже полчаса мучила жажда, однако, к его удивлению, дверь не пришлось открывать – она по-прежнему была приоткрыта. Очевидно, Сильван снова по рассеянности забыл её запереть.

Ругнувшись, Эрнст вошёл в дом и сразу услышал вопль, донёсшийся со второго этажа. Казалось, в этом жутком вопле смешалось всё самое порочное и кошмарное: злоба, голод, ненависть и боль. Вопли повторялись снова и снова. Существо, обитавшее наверху, словно знало о присутствии простого смертного и требовало одного – мяса и крови.

Эрнст старался не обращать внимания на эти крики. Отхлебнув воды из кружки, он взял в руки ружьё, открыл стволы, проверив патроны в патроннике, закрыл, навёл мушку на невидимую цель на входной двери, из проёма которой бил луч вечернего солнца, и внезапно его посетила одна довольно странная мысль. Положив ружьё на стол, он подошёл к двери и сунул ключ в замочную скважину. Ключ был слишком мал по размеру и был явно не от этого замка. Эрнст вернулся к лестнице на второй этаж с тем же ключом, прихватив с собой топор – это оружие было ему привычнее, чем двустволка.

Он поднялся по лестнице, остановившись перед дверью в комнату.

«Дверь заперта, и моя красавица не представляет опасности», – вспомнил он слова Сильвана.

«Не этим ли ключом?» – подумал Эрнст, вставляя его в замочную скважину и поворачивая до упора.

Замок послушно щёлкнул, и дверь в запретную комнату открылась. Эрнст лишь слегка толкнул её, как ему уже сразу захотелось бежать отсюда без оглядки, спасаясь от мерзкого запаха разложения, жужжания тучи мух и пронзительных воплей существа, привязанного толстой верёвкой со множеством узлов к большой кровати.

Эрнст усилием воли заставил себя подойти к этому ложу. Женщина, которую он увидел, была мертва уже давно. Это был стопроцентный зомби, обычный живой мертвец, – не «изгой», а самая заурядная бездушная тварь, алчущая свежей крови для поддержания собственной иллюзии, жуткой пародии на жизнь, и Эрнсту было сложно понять, зачем Лембоев с таким упорством поддерживал в ней жизнь. От большой любви? Но в этом не было ни доли романтики, это было отвратительно и жалко. Да и бесчеловечно, если уж на то пошло.

Неожиданно Эрнста осенило, и он вначале отшатнулся от существа, взглянувшего на него голодными мутными глазами, страшного и омерзительного, но всё ещё отдалённо похожего на человека. Отшатнулся не от страха, а от мысли, ошеломившей его больше, чем внешний вид монстра. Он отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, и повернулся к выходу, чтобы поскорее покинуть комнату, но истошный вопль зомби остановил его. В этом крике был не только голод, но и безграничная мука, бесконечное безумие, переполнявшее ужасную оболочку, в которую был заточён томящийся хищник. Внезапно Эрнст увидел в ней то, чего не замечал Сильван, чей взор был затуманен картинами своей памяти, светлого прошлого, воспоминаниями о былой любви и, должно быть, прекрасных минувших днях, канувших в небытие.