Дед Кристины Семён Кушнер прожил до 90 лет. Он уехал с женой из России в начале века, после известных событий 1905 года в Одессе. Бабушка Евгения была русская, мать и отец считались этническими украинцами. Сначала они жили в Онтарио, потом переехали под Торонто.

Когда Алексей обмолвился, что его мама жила в Одессе, и он сам неоднократно приезжал в "жемчужину у моря", – Кристина засыпала его вопросами. Её дед часто рассказывал и делился воспоминаниями за Одессу – Лонжерон, Дерибасовская, Дюк, Приморский бульвар, Большой Фонтан, Французский бульвар … – эти названия врезались ей в память, но их сущности она не понимала.

– Алекс, ну расскажи, пожалуйста "за Одессу", как ты говоришь. Ну пожалуйста! А я за это тебя поцелую. От такого предложения отказаться трудно. Они вели себя как великовозрастные дети. Алексей был старше Кристины на пять лет, а ей недавно исполнилось двадцать семь.

– У моей мамы была квартирка на углу Пушкинской и улицы Розы Люксембург5, – начал он, – это одно из шикарных мест города. Напротив, гостиница "Красная", сейчас кажется, называется "Бристоль". Рядом Филармония, далее парк Шевченко, Аркада с видом на море, …

– В Одессе жили две мамины сестры и два брата – мои родные тетки и дяди.

– В раннем детстве мы с мамой и сестрами культурно проводили время в парке Шевченко и на пляже Лонжерон. Гуляли по Пушкинской, у Оперного театра. От театра шли к памятнику Дюка, спускались по знаменитой Потемкинской лестнице. Обратно поднимались на фуникулере. Всего не обхватить – "Одесса очень велика".

– Позже, – продолжал Алексей, – в отрочестве, образовалась шумная компания двоюродных братьев и сестер – "… вся Молдаванка и Пересыпь …" узнавали нас.

– Про Молдаванку и Пересыпь, это слова из песни про Костю моряка, – добавил он, – вот послушай:

«Шаланды полные кефали

В Одессу Костя приводил

И все биндюжники вставали,

Когда в пивную он входил»,

– напел Алексей.

– Особый образ Одессе-маме обеспечивала еврейская прослойка, значительно обрусевшая в наше время, – продолжал Алексей, – их мягкий одесский говор не спутаешь ни с кем.

– Как-то раз, прилетев в Одессу, и подходя к дому на Пушкинской, слышу голоса:

– "… Циля ты не знаешь, кто это сейчас прошёл?

– Фима, ты меня удивляешь, это же сын Зинаиды из Ленинграда, до Костеев на 4-ом этаже приехал. Вот шорох будет …"

Многие пожилые еврейские семьи жили в полуподвалах и не особенно страдали от неустроенности (или старались не показывать вида) в силу своего характера – симпатичные неунывающие люди создавали неповторимой колорит Одессы. Многое им пришлось пережить. Но, как и встарь, ближе к вечеру, когда спадала летняя жара, они пристраивались на маленьких скамеечках у своих подвальчиков и наблюдали "за жизнь".

– Тина, ты слушаешь, тебе это интересно?

– Рассказывай ещё, рассказывай, – глаза её горели, щеки разрумянились. Она сильнее прижалась к Алексею, и он почувствовал сердцем и всей душой, что они не просто влюбленные – они очень близкие, родные люди, и встреча их была ниспослана свыше.

* * *

Солнце озарило гостиничный номер на 20-ом этаже "Марриотт". Алексей проснулся от яркого солнечного света и от того, что его рука затекла и слегка повернул её, чтобы не разбудить Кристину, её голова покоилась у него на груди. Было ещё рано. Кристина открыла глаза. Секунду другую она смотрела куда-то вдаль сквозь Алексея, потом повернулась к нему и крепко обхватила руками.

– Алекс, ты мне сказал правду, у тебя нет жены?

– Тина, милая моя, мы это уже обсуждали десять раз. Жены у меня нет, мы в разводе. А вот дочка есть, которую очень люблю! И тебя очень люблю, и буду целовать всю, всю, всю!