Выглядела она ровно так же чудесно, как я ее и представлял. А аромат!.. Боже мой! Спасибо, что даешь мне возможность вкушать такую прекрасную пищу!

– Ну как вы, Пётр Васильевич, провели выходные? – Услышал я беседу коллег за спиной.

Пётр Васильевич – профессор, терапевт. Заранее представлю и второго собеседника: Аркадий Иосифович – известный в городе отоларинголог (лор). Раньше я не замечал, чтобы они близко дружили, но вот едят… Впрочем, какое мне дело? Обоим за шестьдесят, коллеги, интеллигенты, вот и взаимный интерес…

– Летал в Сочи, знаете…

– Да вы что! – удивился Аркадий Иосифович. – На такой короткий срок. Это же тяжело, туда-обратно.

– Я еще за свой счет брал.

– Что же хорошего зимой в Сочи? Летом – понимаю, да и то, по мне, так море там не восторг, пляжи сплошь галька.

– Конференция там интересная проходила, по заболеваниям легких, моя тема. Да и друг у меня там живет, предприниматель. Раскрутился неслабо. Крутым стал. Рыбалку устроил, потом развлечения разные. Скучно не было. – Пётр Васильевич блеснул очками, усмехнулся воспоминаниям.

– Ну, это другое дело. А я, знаете, Пётр Васильевич, культурный уровень повышал. Удалось в Большой попасть. Слушал «Иоланту» Чайковского.

– И как? – Профессор склонил голову набок.

– Такая лирическая история! Девушка слепая. Вокруг любовь. А как поют! Душа в мурашках! Какое сопрано!

И вдруг, сморщив лоб и закрыв глаза, он запел волнующе:

– Нет, назови мученья, страданья, боль: о, чтоб его спасти, безропотно могу я всё снести… – Голос его завибрировал, затихая. Аркадий Иосифович открыл повлажневшие глаза.

Не успел я выйти из очаровательного оцепенения, как зазвучал новый надтреснутый, дребезжащий тенор. Стал раздуваться профессор:

– Ангел светлый, дорогая, пред тобой склоняюсь я…

– Замечательно! Аплодисменты, Пётр Васильевич!

Коллеги глядели друг на друга и улыбались. Я тоже улыбался. Во дают! Дурики!

– А знаете, Аркадий Иосифович, когда я впервые приобщился к опере? – Профессор, кажется, волновался. – В шесть лет меня отец повел в Большой театр. Шла опера «Золотой петушок». Помню, отец мой, тоже в сказку попавший впервые, всё тыкал пальцем в потолок, дескать, смотри, сынок, красотища какая. Роспись действительно была великолепная, но что там потолок. Волшебный мир красок музыки и чарующего многоголосья захватил меня целиком. Поглотил, так сказать, с потрохами. Это было посвящение. После этого классическая музыка в зале Чайковского. И знаете, слушаешь, казалось бы, знакомое произведение, но прозвучала композиция, а ты вдруг услышал новые, дотоле неслышимые звуки, которые сильно дополняют и украшают произведение.

– Вот, вот и я, – заспешил растроганный Аркадий Иосифович, – фанат искусства. Готов мчаться в Петербург в Мариинку на премьеру и обратно в Москву, в зал Чайковского на «Золото Рейна» Вагнера. И, как и вы правильно отметили, испытывать новые и новые восторги.

«Сильна медицина!» – подумал я и решил наконец заняться котлетой. Положив первый кусок в рот, я ощутил сочное удивительное нечто, отчего даже прикрыл глаза. Вкус изумительный! Захрустела корочка, мясо почти сладкое, мягкое, само в горло проскальзывает и далее к желудку. А тот ждет… Заурчал уже как хищник, почуявший дичь. Я старался есть не спеша, маленькими кусочками, чтобы продлить наслаждение. Активизировался вкусовой центр, забегали нервные импульсы по нейронам, аксонам, синапсам, к «обкладочным» клеткам. Процесс пошел! Одним словом, нейрогуморальная фаза секреции. В ушах зазвучали сонеты Шекспира, музыка Чайковского… Арии Аиды… Какие все-таки высококультурные люди мои коллеги. Создали такую трогательную, волшебную атмосферу. Надо бы тоже как-нибудь свой «культур-мультур» поправить. В смысле поближе к театру на спектакль какой-нибудь… С этой мыслью я отправил в рот очередной сочный кусочек мяса.