– Ох уж эта малышка! Вечно ставит меня в неловкое положение! – рассмеялась Анна низким смехом с приливами волнующегося моря, отчего в груди Мурата разлился горячий лиман. – Мы вам действительно очень благодарны. Вряд ли смогли бы себе позволить такой комфорт с нашим скромным бюджетом…

Мурат лишь кивнул, пытаясь придать лицу невозмутимое выражение и одновременно справиться с бушующими внутри волнами непрошенных чувств. Отошёл якобы за вторым меню и встретился с пристально наблюдавшей за ним матерью. Пожилая женщина не произнесла ни слова, лишь молча подала сыну меню в красивой обложке. Во взгляде читалось: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». Мурат благодарно кивнул, отвёл глаза и как можно более неспешно подошёл к столику Агапи и Анны, чтобы с обычной вежливой улыбкой принять заказ.

Весть о приезжих музыкантах разнеслась быстро: тревожная обстановка не способствовала развлечениям, а южная душа всё равно просит танца и песни. Всё утро и весь день Мурат слышал самые разные слухи и новости от гостей таверны о том, какое выступление вчера устроили гастролёры и какой концерт дадут сегодня. Наверное, последний, потому что их точно схватят. Потому что девчонка танцует, как Харита, а мать поёт, как Сирена, а так нельзя, неприлично, не к месту… но надо обязательно пойти и хоть одним глазком глянуть. Поэтому, когда вечером Мурат вместе с соседями покинул таверну, оставив её на попечение матери, никто не удивился: сегодня полгорода, так или иначе, «случайно» проходило мимо площади.

Её голос он услышал издалека. Мелодия летела над сгустившимися горячими сумерками, причудливо смешиваясь со звуками города, ветром и шумом прилива. Пела на греческом, которого он не знал настолько хорошо, вполне обходился родным турецким: в городе привыкли говорить одновременно на двух языках, не смешивая их. Но сердце, которое тронула агапэ – божественная влюбленность – безошибочно распознало слова любви, забилось сильнее, заставив ускорить шаг.

Когда Мурат вышел к площади, грустная любовная баллада закончилась, заиграл знакомый ритм беледи, и из-за барабанов выскочила в центр семилетняя девочка, легконогая и удивительно пластичная, с улыбкой включилась в танец, безукоризненно соблюдая традиционное исполнение, вызывая улыбки и восхищение зрителей. Мурат и сам невольно залюбовался ловкими грациозными движениями маленькой танцовщицы: временами трогательно-детскими, но вместе с тем – вполне гармоничными и уверенными, как у взрослой женщины. Интересно, кто её учил? Неужели мать?

Народу на площади прибавилось, расстеленная перед артистами на импровизированной сцене ткань начала заполнятся монетами. Агапи станцевала, поклонилась и ушла в тень за барабаны. «Сцена» – место на площади, ярче всего освещённое фонарями – пока пустовала, но трое мужчин-музыкантов заиграли известную мелодию танца зембекико (ζεϊμπέκικο), так живо и энергично, словно призывая зрителей размяться самим, пока певица и танцовщица готовятся к следующему выступлению.

Мурат нахмурился: казалось бы, обычное дело на любом уличном концерте, но не здесь и не сейчас. В той напряжённой атмосфере, в какой находился сейчас весь город, национальные греческие ритмы и массовые танцы выглядели весьма рискованно. И действительно: зрители слушали, хлопали, но никто не рискнул выйти танцевать на открытую площадку перед толпой. Мало того, толпа начала редеть. Музыканты закончили играть, будто растерявшись, но тут мелькнул белый полупрозрачный шарф, зазвенели монетки на вышитом поясе, и под фонари вышла Анна, одетая в костюм беллиданс.