Приглядевшись, в сгустившейся темноте Ягодка разглядела Годуновича.

– Ты чего здесь околачиваешься, подлиза государева? – напустилась ведьма на боярина. Тот пытался ей глазами показать, мол, он не один, а с первым лицом государства, но та приняла его подсказки за порочные знаки внимания и пуще возмутилась. – И не строй мне тут глазки, бесово отродье. Тьфу, на тебя, охальник! Как самодержцу зелье-отраву готовить, так Ягодка, а как замуж – так баба глупая! Ещё раз тьфу на тебя!

– Да уймись ты, дура Ягодка! – зашикал на неё Годунович, пока царь сам не подошёл и чего лишнего не расслышал. – Мы с самим царём-батюшкой к тебе по делу государственному прибыли. А ты тут ахинею крамольную несёшь, на каторгу нарываешься.

– Как с царём?! – спохватилась ведьма, разглядев в темноте кортеж государев, во всей его воинственной красе. – С самим Ильичём?

– Я те дам фамильярничать! – мысленно намахнулся на Бабу-Ягодку Годунович. – Не с Ильичём, а с государём-батюшкой Владибором Ильичём, наследником престола, хозяином трона, скипетра, державы и самодержцем всея одной шестой части суши.

– Дак я сегодня ничем помочь не могу, выходной у меня! – развела руками ведьма.

– Как так выходной? С какой стати? – свёл брови Годунович. – К тебе государь собственной персоной приколесил, честь, так сказать, оказал, бесплатную рекламную акцию с царского плеча пожаловал, а ты – выходной. Сдурела, ведьма бесстыжая!

– Сегодня какое число и день недели? – не прониклась эпохальностью события ведьма и, скрестив руки на груди, прислонилась к дверному косяку.

– Пятница, – вспомнил боярин. – А число двенадцатое, кажись.

– Когда кажется, крестись! – ухмыльнулась Баба-Ягодка и тут же хлопнула себя ладошкой по губам, мол, глупость ляпнула.

– Тринадцатое сегодня. Пятница, тринадцатое. У нас сегодня шабантуй, народные гулянья в «Черноборье». Если хотите, оставайтесь на праздник, а завтра о делах ваших посудачим. Нынче же, при всём уважении и респекте, никак. В такой праздник только праведники пашут, а махровым грешникам двойной грех напрягаться. Не обессудьте.

– Значит так, да? – с всё ещё сведёнными бровями сквозь зубы процедил боярин.

– Выходит так и никак иначе, – пожала плечами ведьма.

– Обожди, я к государю отлучусь, обстановку доведу, – с немного растерянным видом, но, всё ещё сведёнными бровями промолвил Годунович и отошёл к карете царской.

Не знаю, о чём они там шептались, но непреклонный царь, как и боярин, в конце концов свёл грозно брови и, высунувши руку из каретного окошка, щёлкнул пальцами. Тренированный пушкарский расчёт мигом навёл мортиру на ведьмин терем и запалил фитиль, а Годунович тем временем вернулся к ведьме с ультиматумом, но и слова не успел вымолвить.

– Да что же я, дурында старая, о-ох, шутки шутить с государём-батюшкой вздумала, креста на мне нет, – ласково разулыбалась Баба-Ягодка грознобровому боярину. – Да и ты, Борисыч, не гляди на меня строго. Праздник всё-таки.

– А я и не смотрю строго, – заверил её Годунович. – У меня того, брови судорогой свело, ажно в переносице колет.

– Беда ли то, – глядя на жерло мортиры, провела ладонью ведьма по лбу боярскому. Годуновичу судорогу, словно рукой сня… а ну да, ну да, так и есть, рукой сняло. – Зови царя-батюшку в терем. Проблемы государственные решать будем, а шабантуй, он подождёт.

Царь в сопровождении Годуновича вошёл в колдовской терем, а арбалетчики, проклиная, на чём свет стоит и избушку, и ведьму, и остальных жителей «Черноборья» с их нетрадиционной магической ориентацией, заняли пост около дверей задремавшего терема.

Перво-наперво ведьма попросила рассказать суть всей проблемы от «аз» до «ять», ничего не упуская, якобы для того, чтобы, имея максимум информации, принять правильное решение для разрешения государственной задачи. На самом деле она просто хотела повеселить своих подруг на шабаше новой сплетней из уст самого государя самодержавного (любимая фишка в кругу нечисти: интриги, скандалы, расследования, узнать что скрыто, разболтать остальным). Однако рассказ её так разжалобил, что Баба-Ягодка попросила более детально описать то Лихо-Одноглазое, которое бесцеремонно уволокло в неведомые края царицу-матушку Надежду.