– Одна нога здесь, другая- там!– по-военному отрапортовал Толик, козырнул, и вылетел вслед за Софьей Тимофеевной, напевая что-то о смертельных любовных ранах.

Я остался один. Некоторое время просто сидел на подоконнике, разглядывая сырую заоконную серость и по-мальчишески болтая ногами, потом спрыгнул, неторопливо разложил инструмент, расставил по пультам ноты, разобрал клубок принесённой Софьей Тимофеевной одежды, принялся переодеваться. С размерами дело обстояло так себе – блестящие панталоны жали, сорочка с кружевным жабо наоборот, больше походила на смирительную рубашку для великана, бархатный камзол жал в плечах и сильно пах нафталином. Водрузив на голову роскошный белый парик, я какое-то время повертелся перед зеркалом, привыкая к новому амплуа пропойцы-доходяги, черт знает как попавшего в эту пустую комнату прямиком из эпохи великих географических открытий. Костюм придал моему бледному и изрядно помятому лицу черты некой романтической таинственности.

– Выше нос, граф,– посоветовал я своему отражению,– замок Иф позади, держим курс на остров Монте-Кристо!

Повесив предназначенную для Толика одежду на спинку его стула, я вышел из комнаты, прошёлся по коридору взад-вперед, зачем-то завернул на лестничную клетку, где обнаружил сидящего на ступеньках и меланхолично покуривающего прямо под наклеенным на стене кружком с перечеркнутой сигаретой взлохмаченного мужичка в синем казённом халате. При виде меня он заметно приободрился.

– Слышь, князь,– без лишних прелюдий обратился он,– будь другом, помоги бревно вниз снести.

Я собрался было отказать, но просьба показалась мне интригующей.В общем, я согласился. Мы молча прошагали по коридору, мужичок толкнул какую-то дверь, и я с удивлением обнаружил самое обыкновенное бревно, лежащее посреди заваленной разным хламом подсобки.

– Имей ввиду, оно тяжёлое, блин,– словно бы заранее извиняясь, сообщил мужичок.

– Ничего, вдвоем осилим,– не слишком уверенно предположил я.

Взялись с двух концов, понесли- я спереди, он сзади. Коридор миновали пыхтя и покрякивая, вышли на лестницу, на несколько секунд задержались, собираясь с силами.

– Давай, не спеши, князь, помаленьку.

Помаленьку так помаленьку. Ступенька. Ещё одна. И ещё. Руки затекли, плечи налились свинцом. Кое-как преодолев один лестничный пролет, бревно, не сговариваясь, опустили, утерли со лбов пот, закурили.

– Внутри все, понимаешь,горит,– пожаловался мужичок,– всю ночь квасил, теперь, блин, хоть помирай.

– Знакомая песня,– подтвердил я.

Докурили, подняли бревно, понесли дальше.

На очередной ступеньке я вдруг оступился, нога поехала вперёд, ноша потянула вниз, мужичок коротко ругнулся, после чего у меня за спиной раздался глухой удар.

– Берегись, князь!

Я едва успел отскочить в сторону и вжаться в стену- бревно послушно и неторопливо покатилось вниз по лестнице. А в следующую секунду меня оглушил многоголосый детский визг- коротко переглянувшись, мы с моим товарищем по несчастью ринулись следом за упущенной ношей.

– Все живы? Никого не задавило?– выкрикивал находу мужичок, резво перепрыгивая сразу через несколько ступенек.

На лестничной площадке, расположенной этажом ниже, нас ожидала вполне предсказуемая картина- стайка перепуганных детей жалась к не менее перепуганной Софье Тимофеевне, а бревно преспокойно лежало здесь же, чуть поодаль. Какая-то девочка лет десяти тихонько плакала.

– Не бойтесь, дети,– севшим голосом произнесла Софья Тимофеевна, делая значительные паузы перед каждым словом,– это всего лишь наши феи. Фея музыки и фея… Фея…

– Фея резьбы по дереву,– подсказал мужичок, указав взглядом на бревно, и добавил, но уже чуть тише, будто бы самому себе- сами понимаете, рабочий, мать его, момент.