Это похоже на брак. В их жизни появилась рутина. Девочкам запрещено бывать в комнатах мальчиков, но Гай, по счастливой случайности, помогает первоклашкам строить пернатую гондолу для постановки «Венецианского купца», в которой Марине отведена унизительно маленькая роль. Театральные представления в Кум-Эбби отличаются тем же размахом, что и спортивные состязания. Участие в них, как им постоянно напоминают, «делает из школьника всесторонне развитую личность», хотя большинство предпочитает регби. Декан Гая, видный холостяк мистер Стеннинг, приставил его надзирать за ватагой первоклассников и подготовишек, и теперь Марина три-четыре раза в неделю составляет ему компанию за сценой. Стеннинг, хотя и руководит постановкой, редко сюда заглядывает.

Гай говорит, что ему доверяют. Он раздает указания окоченевшей от холода ребятне и курит, сложив пальцы лодочкой, как заправский рабочий. Марина ждет его, словно любовница французского лейтенанта, бродит между пыльных костюмов, повторяет формулы и химические законы и придумывает тему для разговора, которая не позволит им обоим умереть от тоски. Потом они отходят за угол, чтобы «проверить декорации», и тискаются под висящими проводами: рукава его рубашки липнут к ее податливому телу, воздух наполняется запахом горячей пыли и пота. Марине нравятся вздутые вены на его руках и широкие, несмотря на юный возраст, запястья – это придает ей уверенности; его привлекательные черты не оставляют ее равнодушной. И все же, когда носок шнурованного ботинка тычется ей в туфельку, Марина подается назад. От Саймона Флауэрса она бы не отпрянула.

Гай не так настойчив, как она ожидала. Марина по-прежнему моет грудь холодной водой, втайне от всех экспериментирует с резинками для волос и регулярно пользуется гигиенической помадой. Ничего не помогает. Возможно, все дело в том, что он продолжает мечтать об Аманде Степлтон; говорит о ней, а сам крутит шашни с Мариной, будто она какая-нибудь плевательница. Нужно ли подпитывать его страсть? Не должен ли он попытаться ею овладеть? Посомневавшись, она так ничего и не делает, и лишь иногда, когда поцелуи становятся особенно пылкими, сквозь жар внутри и холод снаружи чувствует волну возбуждения.

Когда же будет петтинг?

Марина, что бы ни думали о ней подруги, отнюдь не ханжа. Она с одиннадцати лет ждала, что кто-нибудь коснется ее груди, и знала: секс будет потрясающим опытом. Может быть, устало размышляет она в три часа ночи, когда сон не идет и остается только смотреть на Хейди, дремлющую в дымке вагинального дезодоранта и спрея для тела, – может быть, она ошибалась?

– Вы ведь миссис Фаркаш?

Лора покупает во «Фриц континенталь» на Эджвер-роуд особый сорт черничного повидла, которое предпочитают в Вестминстер-корте. Подарок призван загладить вину. На этой неделе Лора хотела себя побаловать и купить журнал, но решила, что лучше заручиться поддержкой дома.

Она оборачивается. У полки с хлебцами стоит женщина – такая же высокая и встревоженная, как она сама. Лицо у нее знакомое.

– О, – говорит Лора. – Школа… То есть Илинг. Вы…

– Я преподавала Марине историю. Бриджет Тайс.

– Простите. Я такая дура – витаю в облаках.

– Не извиняйтесь, я и сама не лучше.

Они смотрят друг на друга.

– Моя свекровь – из России, – говорит Бриджет, – у нее особые требования к хлебцам. Вы, случайно, не знаете…

– Вон те, с семечками, они их любят. Свекровь? А я думала… Так вы замужем?

– Ну, не в юридическом смысле. У учителей, знаете ли, тоже бывает секс, – сообщает она с улыбкой.

Лора улыбается в ответ. Повисает пауза – обе думают о сексе мисс Тайс.