– Нет, правда, я…

– Иди, дорогуша.

Лора вытирает передником лоб и приближается.

– Я… – начинает она, но Рози взглядом заставляет ее замолчать.

– Одноклассник, – с улыбкой шепчет Жужи, поправляя пояс сатинетовой пондьюлы. От ткани пахнет гвоздикой, которой Жужи, или вся венгерская нация, щедро пересыпает одежду от моли.

– Просит Маринаку. Мальчик!

Лорин желудок возвращается на место. Она боком пробирается мимо серванта, кресел, книжной полки, обеденного стола и встает перед дверью в Маринину спальню. Руки испачканы в сахарной пудре – словно поражены редкой кожной болезнью.

– Милая?

Рози отводит взгляд. Жужи в солнцезащитных очках разворачивает глазированный каштан; она весь день ждала, что Лора займется ее педикюром. По Москоу-роуд с громыханием проносится автобус. Черный дрозд свистит на вишне возле подъезда. В квартире номер два все затихло.

– Марина, солнышко?

Тишина, потом еле слышный шорох: задвигается ящик комода, щелкает колпачок ручки. Марина – надо же! – слушает джаз: кажется, Чарли Мингуса, одну из отцовских кассет, хотя они давно хранятся в чулане рядом с квартирой сторожа. Бедняжка, что о ней думают в школе?

Когда выдастся свободная минутка, думает Лора, отведу ее в музыкальный магазин, куплю что-нибудь современное.

Старухи молчат по-венгерски – ждут, что Лора постучит в дверь. Вот незадача: кто бы ни проектировал их квартиру, в складах он понимал больше, чем в людях. Впрочем, и рассчитана она скорее на милую английскую пару с ребенком, чем на семейство Каройи с их бесконечным потоком гостей. Маринина спальня (по сути, коридор с выходом в ванную и туалет) напоминает удава, который переваривает овцу. Никакой частной жизни – и Марининых бабушек это, похоже, вполне устраивает. Рози, Ильди и Жужи обходят глухим молчанием вопросы секса и готовы на любые уловки, лишь бы никто не увидел их входящими в туалет, но в остальном на удивление свободно относятся к женскому телу, вместе плещутся в ванне и расхаживают по дому в нижнем белье и резиновых тапочках. Да, Марина еще подросток, но уж слишком беспощадно они отдергивают душевую занавеску, чтобы хлопнуть внучку по попке и оценить, насколько выросла грудь. Девочка и так ужасно застенчива. Каково-то ей в школе?

Лора уважает частную жизнь. Досчитает до десяти, нет, до двадцати, решает она, но тут за спиной вырастает Рози и рывком, задевая ковер, открывает дверь. На пороге, слегка зардевшись, стоит Марина.

– Почему так медленно? Тот приятный мальчик, Гай, ждет на телефоне, – объявляет Жужи с дивана, и Марина, пробежав мимо матери, прикрывает за собой дверь.

Лора топчется в гостиной, стараясь не смотреть на волнистый силуэт за стеклом. Телефонный кабель, защемленный дверью, похож на нежное щупальце морского создания. Еще недавно, пока в их жизнь не вмешалась новая школа, Лора знала о дочери почти все; это был единственный человек на свете с точно таким же, как у нее, чувством юмора. То время прошло – в жизни Марины начался долгий период абсолютной серьезности. Наверное, так и должно быть.

«Мне тебя не хватает», – думает Лора, хотя дочь стоит совсем рядом.

Чего хотел Гай Вайни? По его словам, всего лишь сказать «спасибо», но даже пятиклашка из школы для мальчиков должен знать, что такие, как он, не звонят таким, как Марина. Может, его заставила мама или подначил кто-то из друзей: Олли Сэндз, придумавший опросник про трусики, или тот мерзкий коротышка, который никогда не садится рядом с девочками под предлогом, что у них якобы водятся блохи? Даже если они сговорились, в этом нет смысла. Ведь для мальчиков Марина не существует.