– Я знаю немного, – отвечал Берестов как можно более убедительно и медленно. – Да, я знаю, что сегодня я умру. И это не страшит меня, ибо я всегда повиновался тому, что слышу. Он направлял меня, в мире и войне, очевидно, как и вас, монсеньор де Кроссье. И вы правы, мы должны остановить вас здесь. Это все что мне сказали, и более мне ничего не известно. Я заканчиваю свой земной путь и готов с достоинством встретить мою смерть. Но пока я жив, вам здесь не пройти, знайте это!
–Когда впервые глас пришёл к Вам, поручик? – спросил француз после некоторого раздумья, явно, потрясенный словами Алексея.
–На Аустерлицком поле, во время тяжелого ранения.
–О да, то была славная битва. Гений нашего императора даровал нам победу. Но позвольте, я вижу, что вам совсем неведом истинный смысл. Послушайте меня, глас не создан для слепого повиновения. Он лишь адъютант, передающий вам мысленный приказ. Но вы можете не передавать и не исполнять его, или исполнить по-своему. В момент, когда вы получили его, история уже изменилась, и вы теперь ее творец! Вот и сейчас – я вижу, вы тяжело ранены, истекаете кровью. Прошу вас, передайте своему командиру мое предложение. Вы останетесь в живых. Как знать, какой следующий приказ придёт вам от гласа грядущего. Неужели вы не хотите узнать это? Мы можем менять историю. За нами будущее, если мы не обратимся в прах. Прошу вас, поручик! Я ведь знаю более Вас, глас уже почти двадцать пять лет со мной. Он помогал мне, ещё 12-летнему гаврошу, рушить стены Бастилии. Вёл меня вслед за генералом Бонапартом под пули на Аркольском мосту. На том же поле у Аустерлица, когда ваши кавалергарды поскакали на нас в отчаянную атаку, он, сделал ее безнадежной, приказав бросить навстречу наших великолепных кирасир! Вы подумайте, скольким людям на Земле ведома тайна гласа? Уверяю Вас, очень многим. Сотни, тысячи людей, получив его, начинают усердно работать, дабы изменить ход истории. Вы и я – лишь малая толика этих усилий. Помните, нам предопределено пройти здесь, и, что бы вы не делали, мы пройдём и победим. Во имя Франции! Во имя мира! Сдавайтесь, прошу Вас! Не нужно вам умирать сегодня!
Берестов, уже не мог четко слушать и воспринимать все, о чем говорил француз: слабость от раны охватила его, закружилась, как в омуте, затуманенная голова, ноги начали подкашиваться. Отпустив эфес сабли, он начал оседать в траву, Шевалье бросился к нему и подхватил его за подмышки, но, собрав последние силы, Алексей здоровой левой рукой выхватил из-за пояса заряженный пистолет, и приставил дуло прямо ко лбу француза. Де Кроссье замер на месте, медленно опуская руки. Берестов стоял перед ним на коленях, жилы на лбу вздулись, рука с оружием тряслась, но взгляд его был твёрдым.
– Шевалье! – прохрипел он, сбиваясь на коверкание французских слов. – Если мы… если… только песчинки в механизме истории, значит, я могу…, да, убить вас прямо сейчас, здесь…, и ничего, ничего не изменится. И да…! Другие, слышащие глас, придут и довершат мое и ваше дело!
– Нет, – ответил де Кроссье, не моргнув глазом. – У вас не выйдет. Я восхищён вашей храбростью…, и твердостью. Но глас сказал, что мне не суждено умереть. Не сейчас!
Берестов выпустил из слабеющих рук пистолет, и, теряя сознание, повалился, утопая во влажной траве. Де Кроссье, обернувшись к русским, вдруг стал махать обеими руками крест-накрест, пока не увидел, как от далекого строя отделились три конных фигуры и быстро поскакали ему навстречу. Сзади, под оглушающий барабанный бой, приближался строй французских полков. Мюрат бросил своих гренадёров вперед вдоль дороги, а кавалерия уже охватывала оба прикрытых лесом фланга русских. Неверовский и два казака из его свиты подскакали к месту, где стоял шевалье, в ту самую секунду, когда до французской линии оставалось не более сотни саженей.