Он пишет монологи, как ответ

На подлинное тождество длины.

Его отснявшей вечности на нас,

Внутри не означая были правду,

Но рок в искусстве может показать

За этой формой – жизни былину.

Феномен слов от роскоши страдает,

Им тянет страж свой мира – беспредел

И только чёрт под мыслью поднимает

Игры угрюмый стиль и этот взор.

Он легче клади в письменной возне,

Которую ты ищешь в той личине,

Не думая просить – оставить мне

Свою причинность гиблого лица.

А только жизнь страдает – в середине

От смелой сказки, пишущей строки

И ждёт свой свет призвания и стиля,

Чтоб стать ему – подвытертым пером.

Куда – то ты отправился потом,

Чтобы от жизни – малую личину

Сквозь тонкий аромат приметы – звать

На месяц предсказания судьбы.

Что хочешь ты постичь – на этой сказке,

Её задев над смыслом – по уму,

Но став пером ты видишь – эту тьму

И сам её под вечностью слагаешь.

Декадой роли, обличая свод

Над новой философией печали -

Ты пишешь свой оформленный восход

По чуткому приличию души.

А русский день всё ратует – его,

Как жизни суть под малой серединой -

Искать причину видимой длины

В руках поэта, написав свой стиль.

Не знаешь ты его печали след,

Он дрожью облачает – этот век,

Куда бежит по вектору судьбы -

Глазами уготованное чувство.

Бедняк на придорожной синеве,

Путь иллюзорный, сложенный в руках

Или забытый разговор на облаках -

Ему упадком говорят – «прощай».

Что думаешь ты в этом бытие,

Когда из ада в невидимке дышит -

Позолочённый след из рук тугих

И цепь судьбы по роду – на тебе?

Ты слышал сказки робкою зарёй,

Но центр души – там видел идеал,

А бытие по золочёной нам поре -

Причудливо заискивало вдаль.

Богатым не считая этот век,

Его сложение в предмете о любовь,

Что ты забрал у мира для себя

И выпил сам ему от счастья – кровь.

Трясёт пути от иллюзорной лжи,

Куда – то движут смыслы по тебе

Невидимую даль – в одной руке,

За новой преисподней ей – главой.

По тем, которые ходили для себя

Внутри игры земного света лет

И точно калька – впитывали бред

От денежной могилы – дорогой.

Ту дверь открыть нельзя и словом ад,

В том ветер носит нас – опять назад

Сквозь шёпот льдин и пламя у костра,

Чтоб можно было выдумать – единый

Простор иллюзий, думая в сердцах

Для этой лжи, в которой ты не прав,

А твой невидимый уют – стирает льдины,

Что движут состояние в войне.

По ней идёт в пароме – этот длинный

Сюжет – из бледной мантии в руке,

Он дух тяжёлой ноши нам и силой

Ты сам заставил выпить кровь – во мне,

Не зная суть вещей о том, что было,

Не видя речь искусственно в себе -

Ты подлинный рассвет снимаешь мило

Внутри очередного круга лет.

Тоскливо пишет палубой под мир -

Скелетный свод по роду у ручья,

Где сладко горевали – ты и я,

Что небо нам – недолгий ход дарило.

Оно вело свой смелый приговор

На дне невидимой картины – у людей

И этой сложной каторгой своей -

Не разнимало дрожь осунувшейся мины.

Писать не мог ты прямо у ручья,

А склад дрожащей противо любви -

Не стал тебе мешать, как эти дни,

Он только различал – любви картины.

Они в невидимой походке – близ луны

Струились прямо на густом подполье

И чёрный ствол ветвей им был – закон

Внутри невидимой картины – о любовь.

Что нет причины думать ей – взаймы,

В войне ли лучшей каторги – о мире,

Не смог ты вынуть повод в той руке

И стал невидим в личности – ревнивой.

Твои года – богатые сердца,

В ускоренном бегу им нет нам – силы,

А деньги пашут в истине – за толк,

Когда ты сон открыл на бытие.

Но сам невидим в роскоши – отныне,

Ты вечен в сердце близкой пелены,

А день внутри историей – под сны

Остался сводом счастья на руке.

Ты не ревнуешь жить и робкое «люблю»

Не страхом укоряет – в склад души,

Ты в праве быть той роскошью и миром,