– Скоммуниздили, – устало констатировал я сей отвратительный факт. Тоже мне светлое будущее, как не совестно, ничего святого. Скорей всего, в этой неприглядной истории виноваты сексуальные меньшинства, во всяком случае мой друг Сашка всегда во всех невзгодах и бедах винил их. Если что где случится, он дергал меня за рукав, закатывая глаза к небу, видимо, призывая в свидетели высшие силы, и орал дурным голосом:
– Ты смотри, Олежек, чего наделали! Вот же пидоры!!!
Конечно, вполне возможно, пришло мне в голову более разумное объяснение, что в далеком будущем не приветствуется прием вовнутрь сильно, а возможно, даже и слабоалкогольных напитков с целью, так сказать, дальнейшего помутнения разума. Но я так подразумеваю, скорей всего, производная алкоголя, его формула, настолько сложна для воспроизводства в будущем, что местным умельцам просто не удалось его воссоздать. Из прошлого человека выдернуть, слепить по памяти его жилище или там в космос слетать туда-сюда – это пожалуйста, а вот старый добрый крепкий напиток, греющей не только тело, но и душу, «водовку» – это никак, очень тяжело, задача не только нелегкая, а просто неподъемная получается, не каждой машине в будущем, даже такой мощной, как прототип усовершенствованного адронного коллайдера, это под силу. Миссия невыполнима. Ну во всяком случае хотелось бы думать именно так, а не то, что это была банальная кража со взломом из моего холодильника, устроенная неизвестно как просочившимися ко мне в квартиру лицами с нетрадиционной сексуальной ориентацией, – рассудил я.
Делать нечего. Пришлось довольствоваться стаканом кефира, говорят, в нем тоже присутствуют какие-то градусы – подло врут, нету там ни хрена. Ожидаемого пьяного отупения и эффекта забывчивости, отторжения, ухода от состояния обыденного, бренного в прекрасное, красочное «никуда», когда самые сложные вопросы и задачи решаются под рюмочку, в пьяном угаре легко, на раз-два, как орешки щелкаются, так и не получилось. Пуститься в пляс от опрокинутого в желудок обезжиренного стакана кефира или хотя бы спеть уже ставшую народной песенку про самолет, под крыльями которого раскинулась бескрайним морем тайга, как-то тоже не захотелось. Крайне прискорбно. Придется все решать на трезвую голову. Как бы там ни было, после выпитого жиденького кефира почему-то жутко захотелось есть, это наверняка на нервной почве, от стресса. Я, мысленно напрягаясь, начал фантазировать на тему, какие шедевры кулинарного искусства можно приготовить из тех ингредиентов, что у меня имеются, и, понимая, что даже шеф-повар, имеющий в своем активе несколько мишленовских звезд, вряд ли бы тут справился, со вздохом вновь открыл дверцу холодильника и остолбенел.
Шок был настолько силен, что я некоторое время просто хлопал широко открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег, не в состоянии вымолвить хоть что-то членораздельное. Как правило, когда люди сильно удивлены и не способны контролировать эмоции, они что-нибудь, помимо своей воли, изрекают типа: «Ешь твою медь», или там еще что покрепче в этом же духе. Например, поминают чью-то матушку всуе. Дело в том, что обычно мой холодильник, родненький, являл собой образец спартанского образа жизни, во всяком случае, я его так позиционировал, хотя у моего закадычного друга Сашки существовало совершенно другое мнение. Когда он иногда, между партиями в шахматы, пытаясь заглушить голод своего молодого организма и в поисках перекусить чего-то съестного открывал мой холодильник, то очень долго и с неподдельной тоской всматривался в его глубины, силясь там хоть что-то разглядеть, кроме потерявшего былую свежесть сыра и ветчины. После продолжительных поисков, не найдя никаких иных разносолов, он задумчиво чесал пятерней затылок и печально протяжно резюмировал: «Да-а-а… вот он, поистине образец нищеты. Писи в сиротской хате и то более аппетитно выглядят». На что я неизменно, с чувством собственного достоинства отвечал, что это дело вкуса. Но сейчас воистину случилось настоящее чудо.