– Хорош балдеть, – хлопнул я его по плечу. – Пора отбиваться.

Он с сожалением отпустил рычаг, встал из-за пульта, предварительно включив автопилот, еще раз проверяя, все ли в порядке, окинул взглядом внешний, во всю стену, экран с улепетывающими от нас во весь опор звездами, множественный ряд светящихся разными огоньками индикаторов и тумблеров на панели приборов. После чего, тяжело вздохнув, сказал:

– Ну, идем.

В стародавние времена у флибустьеров (или, как они сами себя любили величать, благородных джентльменов удачи), которые тогда «правили бал», контролируя почти весь грузопоток, следовавший по морям-океанам, существовал один непреложный обычай: если по какой-то причине команда пиратского корабля недовольна действиями своего капитана, то они предъявляли ему черную метку, после чего капитан просто обязан был выполнить требования команды. Если же он упирался рогом, пытаясь опереться на свой, как ему казалось, непререкаемый авторитет, или же у него по каким-то причинам не получалось сделать то, что от него хотели, то команда низлагала его. После чего с гиканьем и хохотом отправляла того с завязанными глазами прогуляться по рее, и тут уж как повезет: или он доходил до конца реи и бухался в море, тогда у него был ничтожный шанс выжить, или же парень делал неудачный шаг и, падая, разбивался о палубу в лепешку. Прискорбно, конечно, но сама команда переживала только за то, что надо тщательно вымыть палубу, смывая за борт потроха и мозги их бывшего лидера. Так зарождались основы и принципы демократии. Правда, справедливости ради надо заметить, что это были всего лишь ее ростки, а сама демократия так и не смогла вырасти и сформироваться, как ни старалась, во что-то серьезное и настоящее, а еще тогда, давно, скуксилась, засохла и безвременно почила… Но сама идея была очень неплоха.

Я бы, например, с удовольствием вручил черную метку не только ряду наших чиновников, но также многим нашим парламентариям и членам правительства, после чего с легким сердцем при помощи доброго дружеского пинка под упитанный зад отправил бы их на прогулку на свежем морском воздухе – на рею самой высокой грот-мачты.

По прилету мне самому было впору получать черную метку, потому что, как бы я ни хотел, но одно из первых находящихся в списке своих клятвенных обещаний, данных моему экипажу в ответ на целый свод требований, выдвинутых мне в самой ультимативной форме, исполнить так и не удалось. Хотя, видит бог, моей прямой вины в этом нет.

А обещал я вот что: по прилету мы ни за что не покидаем звездолет, пока наши кураторы не дадут добро на проведение новой акции на Грелиоссе и захват корабля целионов с их установкой. Случился прокол. Мы проснулись не в звездолете в своих индивидуальных капсулах, а в той самой белой комнате, паря в воздухе как стая уток, то и дело переглядываясь между собой и не понимая со сна, как здесь оказались. Тут очень к месту можно перефразировать всем известную поговорку: мы предполагаем, а кураторы, так сказать, располагают.

– Приветствуем вас на Земле, – раздался знакомый, спокойный и абсолютно безэмоциональный, как у робота, голос Геллы. – Мы, люди Земли, бесконечно благодарны вам за успешное выполнение столь ответственной и тяжелой, но очень важной миссии. Мы скорбим вместе с вами о гибели ваших друзей, это очень горестная потеря. Сейчас вас ждет семидневный карантин, после чего вы сможете покинуть стены этого помещения.

Алина, нахмурив брови, метнула в меня резкий и оточенный, как острие копья, взгляд.

– Олег, это что такое? Ты же обещал.

Я молча пожал плечами и беспомощно развел руками, мол, что я могу, мы уже здесь. После чего повел подбородком в сторону стены напротив, откуда раздавался беспристрастный голос Геллы.