Семеро девочек и мальчиков в возрасте от шести до десяти лет проглотили ужин за тридцать секунд и умчались вниз, в комнату отдыха, где их родители расставили кресла-мешки перед большим телевизором с плоским экраном. Пока готовился ужин, некоторые родители рассуждали о том, как тяжело даются такие ситуации семилетнему Патрику, особенно когда две двоюродные сестры мальчика, его ровесницы, вынуждают Патрика согласиться с их выбором фильма. Он начинал спорить, сопротивлялся, и дело неизбежно заканчивалось либо слезами, либо приступом ярости. Все остальные по привычке обзывали Патрика плаксой или обвиняли в том, что он портит всем веселье. Печальный опыт прошлых лет не позволял мальчику ждать ничего хорошего от этих семейных сборищ. С такими же ожиданиями на них приезжали и его двоюродные братья и сестры, и Патрик «не подводил».

После нескольких таких инцидентов родители мальчика, устав краснеть за сына и смотреть, как он портит всем настроение, начали принимать превентивные меры. В день кинопросмотра они заранее отводили его в сторонку и напоминали о том, чтобы вечером при выборе фильма он «вел себя хорошо». Патрик недовольно морщился, а ближе к вечеру родительские напоминания превращались в предупреждения. «Помни, – грозно говорили они, – ты не должен спорить». В прошлые годы предупреждения мало помогали, и теперь надежды на них было мало, но ничего лучшего родители не придумали. Патрик становился все более встревоженным. Меня одолевало любопытство: хотелось понять, что с ним происходит. Я успела заметить, что мальчик не может найти себе место в компании родственников, он никак не может им угодить, но явно хочет дружить с остальными детьми. Я попросила у родителей мальчика разрешения побеседовать с ним и попробовать разобраться в причинах его поведения во время выбора фильма.

Мы с ним немного поболтали, и, когда выяснилось, что он тоже хочет иного развития ситуации и готов для этого постараться, согласовали план. Мы договорились, что он пойдет играть с детьми и постарается со всеми ладить, но, если что-то пойдет не так, подойдет ко мне и мы вместе найдем решение.

Первая ссора вспыхнула, когда все дети – кроме Патрика – дружно выбрали определенный фильм. Он хотел смотреть другой, который и он сам, и остальные дети видели уже миллион раз. Мы с Патриком отошли в сторонку и устроились в пока еще пустой комнате отдыха. Здесь ему не грозили ничьи осуждающие взоры.

– Патрик, – произнесла я, – думаю, мы можем сделать так, чтобы вы не ссорились во время выбора фильма. Что скажешь?

Его лицо просветлело, но он тут же нахмурился, вспомнив о прежних неудачах.

– Не получится, – ответил он.

– Конечно получится! – возразила я. – Чем тебе так нравятся фильмы, которые ты уже много раз видел? – спросила я с искренним интересом.

Он на секунду задумался.

– Мне нравится знать, что будет дальше, – ответил он.

– А что с тобой происходит, когда ты этого не знаешь?

– Я беспокоюсь, – ответил он.

Выяснилось, что непредсказуемость будущего вызывала у Патрика дискомфорт. Даже мультфильм про семейку Флинтстоунов оказал бы на него такое воздействие, если бы он смотрел его впервые. Неизвестность тревожила Патрика. И от этого ему становилось физически некомфортно. Вдобавок ему приходилось иметь дело с негативной реакцией других детей. Патрик не мог справиться с собственными эмоциями, не говоря уже о чужих, и под этим давлением начинал спорить о вещах, которые для других детей не имели смысла.

Лицо мальчика засияло, когда я сказала, что ситуация не безнадежна. Мы нашли в интернете короткие видеоролики о том фильме, который выбрали остальные дети. Напряженность Патрика сразу заметно ослабла. Успокоившись, он перестал спорить и согласился с выбором остальных. Весь оставшийся вечер Патрик подходил ко мне, как только начинал испытывать какой-то внутренний дискомфорт, и мы вместе находили устраивающее всех решение. В тот раз он сумел насладиться совместным кинопросмотром и не испортить его окружающим.