– Мне близок его образ жизни.

Анна покраснела, даже её поверхностного понимания жизни графа хватало, чтобы понять, о чем говорит Меер. После этого зашла беседа об отношениях, где опыт мужчины явно перевешивал максималистские суждения юной спутницы. Он никак не подчёркивал поверхностность её мировоззрения, внимательно выслушивая Анну. Госпожа Заугер была польщена его уважительной манерой вести дискуссию. Ей показалось, будто у них общая точка зрения, а значит, и ссылаются они на одни и те же источники, интересные им обоим. Такие уникальные родственные души собрались за бокалом красного поболтать. Макс, конечно же, мыслил иначе, он не хотел напугать Анну излишней дерзостью или настойчивостью. На поле чувств не важны доводы, важна искренность. Академические споры следует решать компетентным специалистам, но никак не им за ужином. Так как разговор не носил профессионального характера, была важна солидарность не умов, а сердец.

Она игриво покусывала обветренные губы, охотно смеясь над забавными историями своего визави. Из-под её густых бровей сверкали ясные глаза, наполненные нескрываемой симпатией и животным желанием. Макс открыто заявлял о своих намерениях, он не оставлял места некой подростковой игре, где, прежде чем поцеловаться, было необходимо трепетно держатся за руки. Сидел он уверенно, за редким исключением выпускал сигарету из губ. Курил Меер выразительно, высоко приподнимая подбородок и многозначно поглядывая в сторону собеседницы, при этом пафосно жестикулируя.

Парочка донимала сотрудников ресторана запросами до самого закрытия. Они запаслись в дорогу еще одной бутылочкой вина и отправились на квартиру господина Меера. Гуляя по шумным вечерним улицам, где изредка некий буйный отдыхающий орёт о своём празднике или компания подруг с ярким макияжем и нелепых юбках празднует девичник, парочка ощущала единство восприятия. Традиционно для вечера пятницы, были переполненные упаковками от фастфуда урны, загаженные окурками и одноразовыми стаканчиками тротуары. К утру не доносилось эхо ночного кутежа, коммунальщики отлично справлялись со своей работой. Днём на оживлённых улицах, трудяги в синих куртках и оранжевых жилетах, вооружившись лопаткой и совком буквально, караулили курящих, чем хоть и создавали некий дискомфорт, но вынуждали пользоваться урной.

По пути домой, беседа разыгралась новыми красками. Слова бездумно вылетали из её хмельной головы, Мееру не было нужды уточнять, пьяна ли она, это было очевидно. Им, было, необходимо выговорится, в короткий шаг узнать друг друга. В более интимной обстановке разговорам особого места не отводилось. От её восторженных взглядов походка Макса становилась шире, а натянутая улыбка буквально взяла контроль над скулами. Он ощущал волнение, как в юные года, когда его ладони потели, а сердце учащенно билось.

Такое редкое чувство заразительной молодости, принесшее в чёрствый мир мужчины искру. У него подкашивались ноги, а девушку пошатывало, от чего она время от времени опиралась о своего спутника. Его окатила волна неизбежных переживаний за такую еще наивную студентку, которая была далека от мира господина Меера. Ему было суждено стать проводником девушки в мир, лишенный розовых фантазий и юношеского максимализма, в мир до боли грязный и несправедливый. Немалый груз ответственности скинул ножки на плечи идущего и тот скрепя коленями тащил его на спине, но времени для сомнений не оставалось. Они подошли к дому господина Меера и двери открылись.

В следующий раз двери должны были открыться на рассвете. На часах половина шестого, Анна лежит на груди Меера, прикрывая своё обнаженное тело одеялом. На его бритом пузе лежала бронзовая прикроватная пепельница, в которую дрожащие от трудоёмких мероприятий руки сбрасывали пепел. По дороге от входа до самой кровати была разбросана наспех сорванная одежда. Мокрая наволочка сорвалась с постельных рамок и лежала скрученная у ног Анны. Догорала красная ароматическая свечка, на смену которой, в качестве осветительного прибора, пришли первые солнечные лучи. Тоненькая сигаретная струйка уводила дым в открытое мансардное окно.